Сашка усмехнулся:
– Помнишь время, когда хорошие книги надо было доставать? Так вот с тех пор ничего не изменилось… Хорошую книгу по-прежнему не достать. Детективы про то, что «бандиты тоже люди», ворами заказанные и бандитами оплаченные; исторические расследования в стиле «я открою вам глаза», женские романы о трепещущих ресницах и вздымающейся груди и прочая макулатура… Что поделаешь – издержки воспитания – не могу я это читать. Вернее, читать могу, просто мне до головных болей жалко время, на них потраченное. Ну да ладно, это я к тому, что даже если дождь только собирался, я всё равно уезжал за город в надежде, что его сдует. Несколько раз дожди меня всё-таки заставали, но я почти всегда благополучно возвращался. Почти…
Михалыч ещё покачался на канистре, потом взлянул на меня в упор взглядом, означавшим одновременно решимость, нетерпение и извинение (я за тридцать с лишним лет научился уже разбираться в его взглядах), и, вынув из кармана две сигары, протянул одну мне:
– Держи!
Ну, раз дело дошло до сигар, дело совсем серьёзное. Теперь действительно нельзя его сшибать никакими звуками. Пока Михалыч раскуривал сигару, я осторожно подтащил края палатки к себе и, сложив её стопочкой, тоже сел. Он окутал себя облаком дыма, и, успокоившись и собравшись с мыслями, продолжал:
– В ту пятницу мы закончили пораньше. Следующую операцию по сборке нельзя было начинать, не имея в запасе минимум шести часов, поэтому мы решили не рваться перед выходными, и оставили всё на понедельник. Мой походный баул был всегда в машине, а когда нет рядом женщин, мужчина – существо нетребовательное. Я рванул прямо с работы за город, не переодеваясь, и даже радуясь этому. Как в студенческие времена, думал я, когда и собирать-то было, в общем, нечего и при любой возможности можно было переместиться по стране куда угодно, даже не заходя в общежитие.
Время в моём распоряжении было, казалось, нескончаемо, восторг от получающейся работы и увеличившихся выходных был абсолютно щенячий. Пару раз я действительно на грунтовой дороге разгонялся и выворачивал руль так, что меня разворачивало кормой вперёд, а потом повторял этот манёвр, чтобы развернуться ещё раз и опять ехать в ту же сторону. Если б на машинах для какой-нибудь нужды привязывали хвост, было бы полное ощущение, что я кручусь, пытаясь его достать.
Пока я так развлекался, начало темнеть. Непонятно откуда быстро надуло туч, и я очень долго двигался в темноте, сворачивая непонятно куда, и не считая поворотов. В конце концов, поняв, что дорога сейчас раскиснет, и я могу встрять так, что не поможет ни мобильный телефон, ни спутниковая навигация (которой, кстати сказать, у меня и не было), успокоился, остановился, и приспособился спать. Не зря сказки учат детей ещё в детских садах: «утро вечера мудренее». Сколько живу, столько убеждаюсь. Утром очередная неприятность вместе с дневным заботами уйдёт, как ночной кошмар, организм восстановится, страхи спрячутся, всё будет легче. Под стук дождя и дальние раскаты грома я недолго подумал о том, чем может навредить такая ситуация, успокоил сам себя, что это всё решаемо. В конце концов, можно всегда выехать по своей колее. И, успокоившись, я уснул.
Глава VI
Сигара Сашкина за рассказом потухла, а я свою так и не поджигал. Он опять замер, и я, пользуясь заминкой, накидал в огонь веток и пару захваченных нами поленьев, во-первых, чтоб назад не везти, а во-вторых, чтоб горело подольше. Сказка начиналась, не надо было превращать её в страшилку. Пусть будет свет. Сашка вдруг вспомнил о сигаре и попытался растянуть её. После нескольких безуспешных затяжек он удивлённо взглянул на её потухший кончик, продолжать попытки не стал, зажал её в кулак, и продолжил свой рассказ:
