Я вхожу, кивком отпускаю опера, и говорю:
– Сядьте, Фетисов, и прекратите буянить! Тут вам не матч по футболу и не спорт-бар! Тут Следственный Комитет, а я полковник Жданова!
Я знаю, как действует на таких вот «буянов» мой «железный», с прохладицей, голос. Фетисов не исключение – он опускается на стул и говорит:
– Надо же, полковник! Фитюлька тридцатилетняя – и уже полковник…
– Фетисов, или вы угомонитесь, или я отправлю вас к нам в ИВС до того момента, пока не посчитаю, что вы успокоились.
Он поднимает руки:
– Ладно, ладно – и тут же повышает голос – но я требую ответить мне внятно на вопрос, какого, простите, хрена, я делаю в вашей обители?!
Я молчу, специально неспешно раскладываю бумаги на столе, а сама из-под ресниц наблюдаю за ним. Да уж – колоритная фигура! Высокий, здоровый, с большими глазами на мясистом лице и с длинными тёмными волосами, сально блестящими и завязанными в хвост. Кого-то он мне напоминает… Ну, да ладно, сейчас не время об этом думать…
– Аполлон Аркадьевич, скажите пожалуйста, где вы были в ночь с двадцать четвёртого на двадцать пятое мая этого года?
– Где?! Где я был…Дома я был, спал…
– Это может кто-то подтвердить?
– Нет. Я был один и спал один.
– То есть алиби на это время у вас нет?
– Да какое алиби! Я что вам, пацан-малолетка, по ночам шляться?! – он вдруг затихает, а потом говорит – послушайте, а что случилось?
Я кладу перед ним фотографию Загуляева и спрашиваю:
– Аполлон Аркадьевич, этот человек вам знаком.
Выражение его лица меняется – в нём читается неприкрытая ненависть и презрение.
– Да – роняет он – это фотограф, год назад он работал на свадьбе моей дочери.
– У вас с ним был конфликт, не так ли?
– Да вы можете объяснить, что случилось? – он с силой стукает кулаком по столу.
– Фетисов, прекратите, последний раз вас предупреждаю!
В открытую дверь входит оперативник, я жестом даю ему понять, что всё нормально, и он оставляет нас одних.
– Этот человек пропал. Ночью вместе с женой пошёл на речку у себя на даче – искать вдохновения, и пропал. От него остался только телефон. У нас есть версия, что его похитили.
Фетисов начинает смеяться.
– И вы думаете, что это я? Да зачем мне сдался этот придурок?
– Я не знаю, Фетисов. Мы обязаны проверить всех подозреваемых, а вы подозреваемый, потому что у вас с ним был конфликт даже с привлечением органов, то есть полиции. Что между вами произошло, какая собака пробежала? Вас фото не устроили?
Он машет рукой и заявляет:
– Я не могу говорить об этом… Это… семейное дело, оно касается моей дочери…
– Аполлон Аркадьевич, чтобы оградить себя от подозрений, вы должны всё нам рассказать.
Он некоторое время молчит и мнётся, щёлкает костяшками пальцев (терпеть не могу этот звук!) и заявляет, словно делая одолжение мне, а не для спасения своей шкуры:
– Ладно… Я всё вам расскажу… В общем, этот тип… Прямо на свадьбе моей дочери… занимался с ней сексом в дамской комнате. Соответственно, чуть не разрушив этим её брак!
– Что?! – удивляюсь я – пардон, а вы-то это откуда узнали?
– Хм… Дело было так… Где-то в середине свадьбы мой зять потерял свою невесту, мою дочь. Ну, моя жена пошла искать её, вошла в туалет, а там они… В кабинке… Она надавала этому фотографу по морде, вытолкала эту прости… Господи и привела ко мне, всё, конечно, рассказав. Ну, я и вставил ей там люлей…
– Ваша дочь не любит мужа?
Фетисов машет рукой.
– Эта малолетняя дурочка просто перепила на собственной свадьбе, ну, а сами знаете – пьяная баба себе не хозяйка… Ну, вот я и явился потом к этому фотографу – очень хотелось набить ему морду.
