Он смотрит в мои глаза, когда оказываюсь рядом, и не вдаваясь в объяснения, кивает на двери у себя за спиной, говоря:
— Пошли.
Я ожидала того, что пунктом нашего назначения станет ресторан, куда можно попасть через ресепшен, но переоценила свою догадливость. Проведя меня через холл, Кирилл открывает дверь большого зала для переговоров, который сдается для конференций и прочих мероприятий, и указывает внутрь рукой, предлагая мне пройти вперед.
В этой подчеркнутой официальности чертовски много иронии, и он не скрывает ее, ведь эту иронию я вижу на дне его глаз. Там же, где горит этот пристальный блеск, прожектором направленный мне в лоб.
В зале очень светло, свет льется из больших окон даже сквозь опущенные жалюзи. И здесь кроме нас никого. Ни единой души. Какое бы место за длинным столом для переговоров я ни выбрала, все равно буду выглядеть нелепо, ведь этот стол слишком большой для двоих.
Выдвинув первый попавшийся стул, сажусь и бросаю сумку на соседний.
Мои ладони влажные, ведь пульс частит с тех пор, как вышла из машины.
Кирилл обходит эту дизайнерскую громадину и выбирает для себя место прямо напротив.
В отличии от моих, его движения, как меткие и точные штрихи, и я читаю в них полное отсутствие желания тянуть время. Словно начать этот проклятый разговор ему просто нетерпится. В отличии от меня!
Исподлобья слежу за тем, как он усаживается: выдвигает стул, опускается на него и съезжает по спинке, растянув гибкое тело в небрежной, но не вальяжной, позе.
Помимо шорт, на нем свободная рубашка с нейтральным узором, и двух расстегнутых пуговиц на ней вполне достаточно, чтобы создать идеальный вид на сильную жилистую шею и ямочку между ключиц.
Он прекрасно сложен. Он, конечно же, об этом знает.
Его лицо гладковыбрито, а в волосах… его волосы немного влажные на концах, будто он пять минут назад вышел из душа.
Всем своим видом Кирилл дает понять, что готов слушать, но я тяну.
У меня в голове нет резерва, чтобы разгадывать его настроение. Мне выше крыши хватает уже имеющихся открытий. Того, что он вернулся в город за мной, и того, что его колючее поведение - чертов каприз!
Поерзав, пристраиваю руки на подлокотниках и замечаю, имея в виду этот зал и чертово эхо вокруг нас:
— Это слишком.
— А мне кажется, в самый раз, — отзывается, продолжая сверлить мой лоб взглядом.
Вдохнув и еще раз посмотрев по сторонам, произношу:
— Не знаю, нужно ли начать с разговоров о погоде…
— Не стоит.
Посмотрев на него, стискиваю пальцами подлокотники и объявляю:
— У нашей… связи были последствия. Леон твой.
— Мой? — уточняет.
— Твой сын.
Произнесенные слова не приносят мне облегчения. Я только еще сильнее напрягаюсь, ведь поделилась самым сокровенным. В глубине души у меня сидит томительная потребность, чтобы для него это тоже стало сокровенным! Этого требует моя женская гордость, моя любовь к нашему ребенку! И мне до боли необходимо, чтобы он тоже его полюбил.
На лице Мельника не отражается никаких реакций, наверное, все они исходят от меня, когда он бросает:
— А я все ждал, когда ты об этом вспомнишь.
— Ты знаешь? — смотрю на него напряженно.
— Как видишь. У меня сейчас только один вопрос - как так вышло?
Мои собственные вопросы растворяются в воздухе неозвученными.
Взгляд, которым он пригвоздил меня к месту, полон ожидания. И оно ни черта не праздное.
— Так бывает, когда люди занимаются незащищенным сексом, — произношу я.
