Не делай мне больно - страница 3
В купе вошла девушка с гитарой.
– Место свободно? – она ткнула пальцем в верхнюю полку.
Я кивнула, вытирая ладонью внезапно вспотевшие виски. Гитара зацепилась за дверцу, издала жалобный звон.
– Ты тоже в Питер? – спросила незнакомка, закидывая рюкзак на полку.
Я снова кивнула.
– На концерт?
– Как… – голос сорвался.
– Ну, – она ухмыльнулась, доставая из кармана билет с тем же логотипом, что и у меня, – таких, как мы, видно за версту. Меня, кстати, Маша зовут.
Поезд набрал скорость. Где-то за окном осталась мамина карта, Катины шутки, те теплые воспоминания. Но, кажется, этот случайный поезд всё-таки везёт меня куда надо. Я погрузилась в свои мысли. Поезда восхитительны. Я обожаю их. Путешествовать в поезде означает видеть природу, людей, города и церкви, реки, – в сущности это путешествовать по жизни. В поездках я часто думаю о том, что всё меняется в один миг. Мы оставляем прошлое и на бешеной скорости несемся в неизвестность – наше будущее. Мы уезжаем как можно дальше в попытке найти себя или потерять себя, исследуя удовольствия жизни. Проблемы начинаются тогда, когда мы не хотим перемен и цепляемся за старые привычки, но если мы цепляемся за прошлое так сильно – будущее может и не наступить. Моя проблема заключалась именно в этом. Я очень крепко вцепилась в своё прошлое, упуская моменты настоящего. Но ведь человек бродит по кладбищу прошлого только тогда, когда в его настоящей жизни хорошего мало. Наверное, меня можно считать достаточно депрессивным человеком. После того, как умерла мама, я всё чаще молчу и реже улыбаюсь. Уже не делюсь ни с кем своими проблемами и переживаниями. Стараюсь казаться равнодушной и сильной. Но только тогда, когда никого нет рядом, захлёбываюсь в слезах. Для меня было сильным ударом потерять самого близкого человека. Люди привыкают ко всему, но никогда не привыкнуть к потере близких.
Я проснулась от толчка – поезд сбавлял ход где-то под Тверью. В купе было тихо, только ритмичный стук колёс и ровное дыхание сверху. Девушка с гитарой спала, укрывшись капюшоном чёрной худи. На телефоне – 6:47 До Питера около пяти часов. Я достала томик Бродского, но буквы расплывались перед глазами. Вместо них – обрывки вчерашнего разговора.
– Ты фанатка или сама играешь? – спросила меня та девушка перед сном.
– Фанатка, – ответила я, но солгала. В старом чемодане под кроватью лежала потрёпанная тетрадь с моими стихами, написанными под их песни.
– Я вот пишу музыку, – она зевнула, забираясь на полку. – Может, когда-нибудь и мою группу кто-то будет слушать в поездах.
Сейчас, глядя на её свисающую руку с облупившимся чёрным лаком, я вдруг представила, как через десять лет какая-то девушка будет ехать в Питер и слушать её песни.
Монотонный стук колёс вновь усыпил меня. Мне снилось, что я бегу по бесконечному коридору с зеркальными стенами. В каждом отражении – другая версия меня: то с длинными тёмными волосами, то со шрамом на щеке, то в детском платье с оборванным рукавом. Их губы шевелились в унисон, но звука не было – только нарастающий гул, как от взлёта самолёта. Вдруг зеркала треснули. Из трещин выползли чёрные нити, обвивая мои запястья. Они тянули меня вглубь стекла, где в темноте мерцало что-то знакомое. Я увидела девочку. Не себя. Кого-то другого.
"Василиса…" – прошептал кто-то за спиной. Голос звучал одновременно и как шёпот Маши, и как хрип незнакомца. Я рванула вперёд, но пол под ногами превратился в вязкую массу. Тени из зеркал потянулись ко мне, их пальцы сжимали горло… "Василиса!"