Когда я увидела его вдалеке, моим первым порывом было побежать навстречу и броситься ему на шею. Мне удалось себя сдержать только потому, что я знаю: именно из-за таких поступков парни считают нас ненормальными. Я терпеливо ждала его на скамейке. Он по-прежнему бежал легко и даже не запыхался. Остановился передо мной, уперев руки в бока, против света. Статуя греческого бога.
– Ты выглядишь гораздо лучше. Я сожалею, что навязал тебе такой ритм.
– Ты здесь ни при чем. Мне следовало потренироваться, прежде чем бежать с тобой. Надеюсь, ты на меня не в обиде.
Он удивленно поднимает брови:
– Смеешься? Я чувствую себя таким виноватым, что, если бы у тебя разболелась нога, я бы донес тебя на руках.
«Моя нога ужасно болит. Пожалуйста, возьми меня на руки на эти пять километров и прижми к себе крепче, чтобы подлая ностальгия не смогла втиснуться между нами».
Мы добежали обратно рысцой. Физически это было почти приятно. Я ощутила что-то новое между нами, словно наше расставание на полчаса каким-то парадоксальным образом нас сблизило. Нет, я точно ненормальная. Мне начинает казаться, что мои мечты сбываются.
Когда мы подбегаем к нашему дому, меня охватывает чувство глубокой грусти. Мы снова расстаемся, и у меня нет никакого плана, чтобы скорее его увидеть. Мы поднимаемся по лестнице. Он оставляет меня у моей двери.
– До скорого! – бросает он со своей неотразимой улыбкой.
«До скорого» – как я ненавижу это выражение! На меня, которая панически боится потерять людей, эти простые слова навевают тоску. Они означают: не известно, когда состоится встреча. Подразумевается, что все решит случай. Это невыносимо. Я хочу быть уверена, что увижу тех, кем так дорожу. Только в этом случае я смогу спать спокойно. Я должна знать, когда именно мы увидимся. Никогда не следует говорить: «До скорого», нужно уточнять: «Встретимся через неделю» или «Увидимся через два дня», а еще лучше: «До встречи через 18 дней, 16 часов и 23 минуты». Ясно одно – если дело касается Рика, я не хочу ждать восемнадцать дней.
Последний раз я спала днем, когда мне было семь лет, – мама заставила. Меня это привело в такую ярость, что я дулась на нее целых три дня – рекорд. Больше она не повторяла попыток. Я ненавижу дневной сон. Иногда я завидую тем, кто может спать днем, но лично для меня это в некотором смысле пустая трата времени, которое дарит нам жизнь. Однако в этот воскресный полдень, расположившись в кресле, чтобы поразмышлять, я неожиданно провалилась в сон. Путешествие на другой конец города и навалившиеся воспоминания совсем вывели меня из строя. Около пяти вечера меня разбудил звонок мамы.
– Все в порядке, дорогая?
– Да, все хорошо. Ты мне не поверишь, но я уснула.
– Ты? Надеюсь, ты хорошо питаешься?
– Разумеется, мама, не волнуйся. Как у вас там дела?
– Сегодня утром уехали Стивенсоны, передавали тебе привет. Отец бродит по саду. Как каждое лето, он собирается соорудить бассейн. Говорит, что тогда ты будешь чаще приезжать… К тому же он пригодится внукам.
«На колу мочало: это уже тысяча семьсот девяносто восьмой намек на появление потомства, которого с нетерпением ждут мои родители. Но события развиваются такими темпами, что папа успеет вырыть бассейн чайной ложкой, и хотя кошки быстрее делают малышей, они все равно не любят воду…»
Мы поболтали минут пять. Даже если мы не сообщаем друг другу ничего нового, этот воскресный звонок – обычай, которым я дорожу. Сегодняшний разговор был немного странным, так как я хотела рассказать маме про Рика, но посчитала это преждевременным. Думаю, через неделю будет самое время.
