Парень улыбнулся и опять стал изображать дурашливый тон:
— Я могу подождать ещё. Не торопись, думай, всё такое. Посоветуйся с психотерапевтом.
— У меня нет психотерапевта.
— Как неудобно! Галлюцинации есть, а психотерапевта нет. Что же делать?
Я отвела глаза — мне не хотелось об этом говорить. Но, с другой стороны — с кем ещё я смогу об этом поговорить?
Он мягко спросил:
— Ты уже видела таких как я, да?
— Да.
— И как ты это пережила?
— Я решила сделать вид, что это детская фантазия и на самом деле этого не было.
— М. Помогло?
Я вздохнула и промолчала. Нет, не помогло. Мне не хотелось об этом говорить, именно поэтому — когда я в первый и единственный раз попыталась об этом поговорить с родителями, меня потащили к доктору, а доктор сказал, что у меня просто богатая фантазия и я сочиняю, чтобы привлечь внимание. После этого от моих слов о людях и вещах, которые я вижу, а никто больше не видит, отмахивались и говорили прекратить врать. И я замолчала навсегда. А теперь — здравствуй, прекрасный дух Петергофа.
Прекрасный дух посмотрел на меня с безграничным принятием любых странностей, вздохнул и сказал:
— Не подумай, что я хочу тебя спровадить, но последний Метеор уходит через пятнадцать минут.
Я фыркнула:
— У меня нет денег на Метеор, я поеду на автобусе.
— Я умею отводить глаза. Я проведу тебя на борт, никто не заметит.
— Это незаконно.
— Ну должна же ты получить моральную компенсацию за стресс.
Я посмотрела на него с не особенно убедительным осуждением, он улыбнулся как самый невинный в мире человек, я сдалась и кивнула:
— А давай. Мне реально нужна компенсация.
Он прищурил один глаз и поинтересовался:
— Ты просто хочешь посмотреть, как у меня получится, да?
— А вдруг ты врёшь? И никакой ты не дух.
— Всё может быть. Становись сюда, — он указал на место перед собой, я подошла, он взял меня за плечи, развернул к себе спиной, наклонился и шепнул на ухо: — А теперь вместе со мной, с правой ноги, шаг вперёд, раз-два.
Я шагнула вместе с ним, а в следующую секунду застыла от шока, и не заорала только потому, что дыхание перехватило — мы стояли на крыше. На крыше Большого Петергофского дворца!
Перед нами опускался ступенями вниз большой каскад, дальше прямой дорогой к морю шёл канал, на пристани в конце сматывали последние канаты матросы двух оставшихся Метеоров. Ветер на этой высоте был такой сильный, что я стояла ровно изо всех сил, но меня всё равно качало, добрый дух Петергофа тихо смеялся, придерживая меня сзади за плечи и шепча на ухо:
— Страшно? Мне — нет.
Я нервно фыркнула:
— Очень смешно! — Посмотрела на красные крыши Монплезира и вздохнула, уже предчувствуя, как полезу туда в качестве злоумышленника: — Где твой пояс?
— Спрятан в механизме лавки-шутихи, — парень щекотал дыханием моё ухо, вызывая мурашки и абсолютное безразличие ко всем законам мира. — Там замаскированный тайник. Я отвожу глаза ремонтным бригадам, чтобы они не нашли его случайно.
— Отводишь глаза?
— Да, я умею.
— С петровских времён, серьёзно? Неужели за столько лет не нашлось кого-то, кому ты захотел бы показать тайник?
Он медленно глубоко вдохнул, как будто обдумывал ответ, я такое не любила — если да, то да, а размышления всегда к вранью. Я развернулась к нему, чтобы посмотреть в глаза, он на секунду поймал мой взгляд и отвёл свой в сторону, неохотно признавая:
