Эбби улавливает мое возбуждение. С хрустом костей возвращается в облик хрупкой девицы и со сладкой улыбкой тянется к ширинке. Расстегивает молнию и под моим пристальным взглядом голодной стервой хватается за член.
— Никакой у тебя гордости, — Оззи встает и вешает плеть на стену.
— Отвали, — Эбби огрызается и под ласковый смех моего братца получает заслуженную пощечину.
Наматываю мягкие волосы на кулак и сердито дергаю голову Эбби на себя, вынуждая встать на четвереньки. От ссадин на коже почти не осталось следов — только розоватые царапины.
— Прости… — жалобно всхлипывает и проводит языком по уздечке.
— Я не слышу в голосе раскаяния, — Оззи неторопливо обходит нас и оценивающе разглядывает девичью задницу, расстегивая ширинку. — Ты в последнее время плохо стараешься.
Эбби с печальным мычанием обхватывает пухлыми губками головку, и я резким толчком протискиваюсь в узкую глотку до самых яичек, игнорируя слабое сопротивление. Эбби вскидывается под моими руками, и на нее с рыком наваливается Оззи, хлестнув тяжелой ладонью по ягодице. С возмущенным мычанием по члену прокатывается мягкий спазм, и я выскальзываю из влажного рта, чтобы вновь в него протолкнуться до основания.
— Сожми щель, сучка, — Оззи смачивает большой палец слюной и при очередном толчке проскальзывает им в анус.
Клокочет, но, судя по гримасе братца, подчиняется. Позволяю послушной девочке сделать несколько хриплых вздохов. Затем запрокидываю ее лицо, смачно плюю в ее приоткрытый рот и вновь рывком оказываюсь в спазмирующей глотке. Вонь похоти Эбби нарастает, заглушая резкие запахи пота и соломы, и сучка с ворчанием вжимается ягодицами в пах рыкнувшего Оззи. С громким стоном вдавливаю затылок и спускаю в ненасытную сучку вязкий и бурлящий экстаз.
Слабые руки предают Эбби — она с кашлем и всхрипами падает лицом в солому, вздрагивая под урчащим Оззи, который через несколько мгновений пятнает спермой ее поясницу. Под жалобный скулеж вытягивает палец из второй трепещущей дыры сучки и фыркает:
— Шлюха.
— Уходи, Эбби, — застегиваю ширинку.
Садится и опять с недоумением смотрит на меня. Отсасываешь ты, конечно, на отлично, но мне этого мало. Где твое смущение, страх и робость? Я извратил тебя и мне скучно.
— Зак…
— Уходи, — повторяю я.
— Господин? — складывает бровки домиком.
— Проваливай, Эбби. Ты мне больше неинтересна.
Отмахиваюсь и выхожу из сарая на свежий воздух. В ночной прохладе поют цикады, а с озера доносится урчание жаб.
— Я совершила ошибку, — всхлипывает Эбби. — Я же не думала, что ты ко мне испытываешь такие сильные чувства. Я же хотела поиграть. Только и всего.
— Ты головой ударилась? — разворачиваюсь к голой девице. — Какие чувства? Эбби, мать твою, вали нахрен!
— Закки…
— Проваливай! — мой рев разносится по лесу зловещим эхом.
Цикады и жабы на секунду замолкают, и Эбби трусливой волчицей кидается прочь, поджав хвост.
— Все они рано или поздно про чувства начинаю говорить, — Оззи протягивает мне банку с пивом и провожает взглядом мохнатую сучку.
С щелчком открываю банку. Сейчас меня удовлетворит только одна сука, но в ней слишком силен инстинкт самосохранения. Нет, она не высунет нос из бара, пусть ей очень любопытно.
— Позови, — хмыкает Оззи. — Если придет на зов…
— Нет, — делаю осторожный глоток.
— Повеселишься несколько дней, сбросишь напряжение и пусть катится. Девка ведь и пощечин не знала.
— Нет.
