Читать онлайн Мария Соловей - Не очень свободный брак

«Не убиться бы…» — мысленно стону, глядя на обледеневшие ступеньки нашего дома.

Ну, конечно, мы с детьми вчера уехали к моим родителям, Косте незачем счищать ступеньки перед домом ото льда. Он у меня и так проскочит, а вот мне, тайком сбагрившей детей родителям, готовящейся устроить мужу вечером шикарный сюрприз, нагруженной чемоданом и пакетом с продуктами, — Костенькиными любимыми, — совсем не улыбается на этих ступеньках разлечься.

— Ничего мне сегодня не испортит настроение. Ничего. — улыбаюсь самой себе, делая шаг назад.

Да плевать на ступеньки. Грохнусь, обидно будет. А если поскользнусь и побью яйца или банки… Ой нет, снова в магазин я не побегу. И так с утра как загнанная лошадь. Детей с родителями провела, наревелась, в магазин с нижним бельём заглянула, в продуктовый, разумеется, тоже, в салон красоты, — давно уже хотела свой мышиный хвост как-то оформить, чтоб не так уныло выглядели волосы. К ужину всё купила, настроила себя на позитивный лад, горела азартом и предвкушением. Никакие ступеньки на пути соблазнения законного мужа у меня не встанут!

Хорошо, что у нас в дом два входа. Второй из подземного гаража. Он всегда открыт. Костя никогда не закрывает ворота полностью.

Тащу пакеты в сторону гаража и млею.

Интересно, как отреагирует Костя? Муж вчера нас с детьми отвёз к моим родителям, сегодня мы должны были лететь отдыхать. К сожалению, без моего мужа. Завал на работе, чтоб его… Частые у него стали эти завалы. Не нравятся они мне. Наверное, потому я впервые отпустила детей на целую неделю отдыхать с бабушкой и дедушкой.

Разговор с мамой ещё из головы не выходит. Я ведь не собиралась оставаться, хоть мне и было дико обидно оттого, что муж не полетит отдыхать с нами. Но не пропадать же путёвкам? Подарок любимого зятя моей маме на юбилей. Я так всё идеально распланировала, а в последний момент у Кости случился аврал. Что не понравилось не только мне, но и моей маме.

— Викуль, ну когда вы с Костиком наедине оставались? — звучат в ушах слова моей мамочки, сказанные на прошлых выходных. — Ты вспомни, милая, ты же не только мама, но и жена, а в первую очередь женщина. Красивая, любимая… У нас свой отдых будет, у вас свой.

Я никогда особо не обсуждала свою семейную жизнь с мамой, никогда не жаловалась и в плечо не утыкалась заплаканными лицом, она просто будто почувствовала… Куда-то у нас с мужем всё не туда идёт последний год. Крайние полгода мы вообще отдалились друг от друга. Кроме детей, крупных покупок и подарков на праздники семье или друзьям, даже обсудить стало нечего.

Не снимаю с себя ответственность. Я во многом виновата. Во многом подстраивалась, старалась быть удобной, многим жертвовала на благо семьи и мужа. Работу и ту, считай, бросила. Перешла на удалёнку, на полставки. Кажется, тогда у нас с Костей и был последний раз секс… Месяцев семь ведь уже прошло, а мы занимались любовью всего несколько раз и то, тихонько, под одеялом, будто кролики, будто над нами кто-то стоял с секундомером и подгонял, подгонял, подгонял, потрясая списком дел, которые нужно ещё успеть переделать. То ли дело моё увольнение…

При воспоминании о том, какую сцену ревности закатил Костя, в душе приятно теплеет. А от воспоминаний о том, как он, разгорячённый, властный, злой, трахнул меня в нашем гараже, прямо в машине, сердце предательски сжимается и внизу живота ощутимо тяжелеет.

Я не считаю, что ревнивый муж — что-то из области ужасов. Никогда я не скрывала от мужа, что фирма, в которой я работаю, принадлежит моему бывшему. Я, собственно, и не к бывшему устраивалась на работу, а к его отцу, пока Егор был где-то за пределами нашей большой и необъятной. Жаль Сан Саныча, умер в этом году. Хороший был человек, правильный, с принципами.

Смотрю теперь на ворота гаража другими глазами. Вспоминаю, как мы приехали из офиса вместе с Костей домой. Как он меня зажал в машине… Как ревностно на меня смотрел, забираясь своими длинными пальцами под мою юбку…

Ух… Можем же! Можем! И ничего, что мы десять лет в браке. Главное, что любовь не прошла, всё ещё с нами, а страсть… Страсть всегда можно разжечь!

Оставляю чемодан и пакеты на дорожке. Хватаюсь за холодный металл, присаживаясь в неудобных зауженных джинсах, и толкаю ворота вверх.

Тяжело, зараза. Невысокие каблуки моих полусапожек разъезжаются.

Взгляд утыкается в бампер Костиной тачки.

Выпил вчера, что ли, и на такси сегодня уехал на работу?

Не сразу, но я вижу то, чего вообще не ожидала увидеть. Сбоку, привалившись к передней двери, стоит мой муж, а у его ног, с его членом во рту, трясётся какая-то блондинка.

У меня дыхание перехватывает.

Костя… Мой муж, мой любимый смотрит на меня, прижимая белобрысую голову какой-то шлюхи к своему паху и… кончает ей в рот. Уж я знаю, всё ещё помню, какое у него лицо во время оргазма.

…лучше бы я этого не видела.

Пячусь. Меня мутит. Вот-вот вырвет, без шуток и преувеличений. Казалось бы, не только завтрак, но и все внутренние органы двинулись вверх, к моей глотке.

— Вика, стой! — орёт.

Не показалось… Я уж наивная думала, что мне привиделось это его жестокое выражение лица, пока он толкался в горло своей шлюхи. Нет, не привиделось. Он прекрасно меня видел. Знал, что я смотрела. Смотрел на меня… смотрел и трахал другую.

— Давай уёбывай. — слышу его голос за миг до падения.

Чёртов чемодан, чёртовые пакеты с продуктами и покупками для нашего сегодняшнего романтического ужина. Я забываю о них напрочь. Налетаю сначала на чемодан. Его колёсики начинают скрипеть и медленно отъезжать. Хватаюсь зачем-то за его ручку, резко оборачиваюсь, спотыкаюсь об один из пакетов, вспоминаю про яйца, спешу убрать одну ногу, перенося вес на другую, упираясь в ручку чемодана. Но он продолжает ехать! Вместе со мной…

Позорно и убого я падаю лицом вперёд. Чудом успеваю выставить перед собой руки, а чемодан всё катится и катится…

Лежу на обледеневшей дорожке и боюсь пошевелиться. Мимо меня проносится Костина блядь. Я не вижу её. Слышу быстрый стук каблуков и хлопок нашей калитки. Ушла. Убежала. Выгнал…

— Ты в порядке? Давай помогу встать.

Вот бы поднять голову и оказаться в прошлом. Хотя бы во вчерашнем дне. Вот бы…

— Не прикасайся ко мне! — рычу, зло сверкая слезящимися глазами.

Встаю на подрагивающие ноги, качаюсь, но даже не думаю ухватиться за вытянутые в мою сторону руки мужа. Не хочу плакать, но плачу. Чувствую, как влага заполняет глаза и предательски жжётся.

— Это, блядь, тебе. — машу руками вниз, выплёвывая каждое слово, — На романтический ужин. На сюрприз! Жри, пей, бельишко можешь выбросить или своей шлюхе подарить. Угощайся, не стесняйся.

— Вика, я прошу тебя, не устраивай драму на пустом месте. — холодно цедит мой муж.

Драму? На пустом месте? Вот прямо на пустом месте, да?! Таком же пустом, как рот той шалавы, освободившийся от Костиного члена?!

Он делает шаг вперёд. Я замираю. Внутри меня всё леденеет. Если он только меня коснётся… если посмеет…

— Идём в дом. — говорит, брезгливо отодвигая ногой пакет с рассыпавшимися продуктами.

Хана яйцам. Ни кексов, ни Костиных любимых отбивных теперь…

О чём я думаю?!

О чём вообще нужно думать в таких ситуациях? Об алиби? Об убийстве подлого предателя? О чём, сука?!

Мысли разбегаются. В груди так сильно больно, словно мне оттуда сердце тянут клещами. Дышать не хочется, жить не хочется…

Жить? Нет, жить нужно. У меня двое детей. Мне всего-то тридцать один год. Лерка и Макс без меня пропадут… С таким-то отцом-блядуном! Жить придётся. Боль уйдёт. Меня отпустит… Когда-нибудь. Дети ведь ни в чём не виноваты. Я же не такая слабачка, чтобы причинить себе вред, оставив второклашек без матери? Нет, я не такая. Совсем не такая. Сейчас только головой о стену побьюсь, тарелок набью, наревусь, переболею и… и перестану быть такой.

— Не трогай меня! — кричу испуганно. Отшатываюсь от его рук, как от тяжёлого пресса. — Как ты смеешь вообще ко мне прикасаться?! Как ты смеешь?!

— Давай без истерик. — его карие глаза недовольно сужаются, а густые брови опускаются. — Поговорим в доме. Не нужно соседям слушать твою истерику.

— Истерику? Ты, мой дорогой, ещё не видел у меня истерику!

Но в одном он прав. Торчать во дворе бессмысленно. Я не понимаю, отчего меня всю трясёт: от нервов или холода. Да и куда-то бежать у меня нет никакого желания. Это мой дом! Мой! Наш… А он… Я сбегу, а он свою блядь опять сюда притащит! Нет уж!

— Вика, убавь тон! — смеет командовать, играя желваками на мужественном и таком наглом лице.

Я убавлю… Убавлю! Я ему так убавлю, что мало не покажется!

Бросаюсь в чёртов гараж, огибаю машину и двигаюсь к дверям. Какая ирония, они уже открыты. Даже под цветочный горшок за ключом лезть не приходится.

Не удержался, кобелина?! Хотел в дом привести свою шалаву, пока мы с детьми на отдыхе, да страсть скорректировала планы на день. Ублюдок! Ненавижу! Как же я его ненавижу!

Не снимая обувь, прохожу в кухню. Открываю дверцы верхнего шкафчика и устрашающе смотрю на стопку белоснежных тарелок. Жертва найдена.

— Серьёзно? — вторя тяжёлым шагам Кости, звучит его вопрос. — Решила бить посуду?

— Ты бы предпочёл, чтобы я разбила твою тупую голову? — рычу, хватая несколько тарелок сверху. — Впрочем, я всегда могу совместить!

Не целясь, наотмашь, просто швыряю посуду в дверной проём. Разворачиваюсь резко.

— Ты что, блядь, творишь?! — орёт, вжимая голову в плечи.

Миг, муж бросается ко мне и больно сдавливает руками мои запястья. Его лицо багровеет, крылья носа трепещут, а глаза наливаются кровью.

— Не смей ко мне прикасаться после этой шлюхи! Отпусти! — визжу, пытаясь вырваться из плена его рук. — Не смей! Не имеешь права! Больше не имеешь!!!

— Ты моя жена, слышишь? Ты мать моих детей! — Костя отпускает мои руки. Но лишь для того, чтобы сжать мои плечи и хорошенько меня встряхнуть. — Ничто этого не изменит. Никакая блядь.

— Что? — я правда не понимаю, о чём он говорит. Меня и без его встряхиваний трясёт, а он ещё меня дёргает, как тряпичную куклу, оставляя синяки на моих плечах от своих пальцев. Голова не соображает совсем.

— Ну чего ты хотела? Чего? Мне тридцать пять лет, а не шестьдесят пять! Я заебался дрочить! Ты то работаешь, то по кружкам бегаешь, то устала… Это, блядь, не секс, а дрочка! Тупая дрочка. Ни удовольствия, ничего. Спрятались под одеялом, подёргались на боку, да побыстрей, побыстрей, потому что ты или устала, или тебе рано вставать, или бельё из машинки не выгружено! И не дай бог дети что-то услышат! Я что, ушёл от тебя? — кричит, не отпуская моих плеч. — Нет. И ты не уйдёшь! Никуда от меня не уйдёшь! Поняла меня?! Не из-за продажной бляди, которую я снял. Да пойми же, это ничего не значит. Она шлюха. Насадка на член того, у кого есть бабки. Это всё равно, что подрочить. Это… — он, кажется, смягчается, перестаёт меня встряхивать, — Это как я бы ревновал тебя к вибратору! Не устраивай из этого драму. Это просто проблядь. Она ничего для меня не значит.

— А я? — спрашиваю, глядя на него заплаканными глазами. — Я для тебя что-то значу?

Когда Костя последний раз признавался мне в любви? Я уже и не помню. Если всё так, как он говорит… если я приму это… Почему он сейчас просто не скажет, что очень сильно любит меня, что он очень сожалеет, что мы пойдём к семейному психологу или сексологу… что подобного больше не повторится, и он никогда не причинит мне такой боли… Почему не скажет?