— Пластмассовому... Надь, это глупо. — шиплю я. — Пиздец, как глупо! На нас все смотрят…
— Ну ты ещё десять минут попереглядывайся с манекеном, на тебя ещё не так посмотрят. Смотри, какой красавец. Костюм сидит как влитой. Мужик — огнище.
Я снова смотрю на манекен, упакованный в костюм, который стоит больше моей годовой зарплаты и безбожно туплю.
— Вика, — цедит Надька, — Ты меня пугаешь. Не говори мне, что он тебе отвечает, потому что вид у тебя именно такой, как будто ты с ним о чём-то разговариваешь.
— А? — перевожу взгляд на подругу и внутренне холодею. — Здравствуйте. — выдавливаю из себя привлекательному мужчине, что невесть как появился за Надиной спиной.
— Могу ли я вам чем-то помочь, дамы? — с сексуальной усмешкой интересуется тот, проигнорировав моё приветствие.
Ну, понятно, в общем. У него глаз на Надьку горит. Объективно, на её фоне я в проигрыше. Но хотя бы поздороваться, хам, мог же.
Толчеева медленно оборачивается, приклеив на лицо соблазнительную полуулыбку, и долго разглядывает мужчину в абсолютной тишине. Пристально, придирчиво, сканирующе. Не взгляд, а рентген.
Мне становится неуютно. Я чувствую себя третьей лишней. Невольно тоже начинаю разглядывать незнакомца. Костюм на нём хороший. Видно, что дорогой. Часы на руке очень интересные. Там циферблата три. Обувь чистая. Идеально чистая. Лицо…
— А вы знаете, — выбивает из моей головы все мысли сладким и тягучим голосом Надька, закончив осмотр мужчины, — Очень даже можете. Но боюсь, что вам наше предложение покажется очень и очень непристойным. — она так произносит это «очень», что у меня мурашки бегут по телу. Не удивлюсь, если у объекта её внимания там уже и член приподнялся.
— Люблю непристойные предложения. — как ни в чём не бывало, отзывается тот, не сводя пожирающего взгляда с моей подруги.
Константин Борисович Бязь
Что-то мне перестаёт нравиться эта тенденция. Жена дома осталась, а дома её нет и горячего за день ничего не сготовлено. Я всё понимаю, но хотя бы штукатурку и опилки от выбитых дверей можно было убрать? Мне теперь по всему дому разносить этот мусор? И почему она не взяла кольцо, не поставила цветы в вазу? Где она есть? Что, блядь, вообще с ней происходит?!
Вчера мы, конечно, отожгли. Давно я её такой не видел. Моя зажигалочка. Довела меня, разбудила во мне зверя…
— Ох, Вика, где же тебя носит? — прохожу в кухню и зависаю у кофемашины. Рядом стоит чашка. Грязная. Не моя. Я утром из дома вылетел, чтоб быстрее этих балбесов на погрузке собрать и пораньше закончить. Кофе не пил. Да и в чашке какая-то розовая херня. На Вику совсем это не похоже.
Хмурюсь и открываю кран. В раковину обычной струёй хлещет вода. Прикольно. Вода есть, а чашку она за собой не помыла. Странно это.
Тянусь за телефоном, но слышу звук распахнувшихся дверей и звонкий голосок своей жены:
— Я тоже очень сильно соскучилась! Даже не представляешь как!
Чего? С кем это она?
Иду к Вике навстречу и вопросительно приподнимаю бровь. Внутри опасно начинает звенеть раздражение. В какие бы игры она ни играла, а я не стану в них участвовать. Хочет выводить меня на ревность? Пусть.
— Ой, Макс, папа дома. Давай я ему трубочку передам. Он тоже за вами очень соскучился. — окинув меня странным взглядом, Вика кивает и протягивает мне свой телефон, прошептав: — Поговори с сыном.
Я тут же расслабляюсь.
