– Думаю, здесь похоронен кто-то из Новодмирских. Может быть, отец графа. Я спрошу у мистера Клэптона и попрошу ключ. «Или не попрошу, – поправила я себя, – надо бороться с любопытством и не лезть, куда не стоит». Эх, кто бы действительно этому следовал…
Написав прямо на карте, что здесь находится склеп, мы пошли дальше. Осталось проверить еще кое-что.
Чем ближе мы подходили к этому месту, тем медленнее становился шаг Бэнджи. Он уже не размахивал палкой и вел себя, на мой взгляд, очень подозрительно.
– Что там находится? – спросила я, пытаясь разобраться в странном поведении мальчика.
– Яблоковый сад.
– Что? – удивилась я, услышав такое словосочетание.
– Ну, место, где растут деревья с яблоками, – ответил мальчик.
– Яблоневый… – поправила я паренька и тут вдруг вспомнила, что русский для Бэнджи не родной. Но все это время он разговаривал на нем так хорошо, что я об этом просто позабыла.
– Если хочешь, можем говорить на английском, – поспешила исправить свою оплошность.
– Нет, не хочу. Я планирую поступить в русскую гимназию, тут недалеко, в городе. Мне надо практиковаться в знании языка.
За последние годы в Империи было много сделано для укрепления государственного языка. Строились новые школы, где обучение шло на русском языке и куда могли поступать живущие в провинциях дети, причем любых сословий. Этим шагом Император не только приобщал к Российской культуре население провинций, но и по примеру своего предка, Петра Первого, заботился о формировании профессиональных кадров из местных жителей. Выпускники, успешно закончившие школу, могли без экзаменов поступить в гимназию, а потом и в высшие учебные заведения, расположенные не только в провинции, но и в столице Империи.
– Как хочешь. Но если что, говори по-английски, не стесняйся. Мне тоже практиковаться нужно, – успокоила я мальчика. И вдруг меня озарило:
– Так вот что ты делал в парке!
Я еще не озвучила до конца свою мысль, а Бэнджи уже покраснел. Его загорелая мордочка стала пунцовой.
– Не волнуйся. Я никому не скажу, что ты приходишь в парк за яблоками, – добавила я, делая жест, словно запираю рот на замок. Мальчик недоверчиво взглянул на меня, и я поспешила добавить:
– Пойдем, покажешь мне сад, – закончила я, вспоминая полупрозрачное золотистое варенье из яблок, каким любила угощать гостей матушка. Интересно, из какого сорта его делали? В очередном письме домой надо будет об этом спросить.
Сад был очень старым. И хотя на карте кружочков, обозначавших плодовые деревья, было много, несколько рядов, сейчас деревьев осталось штук шесть, которые были уже очень старыми, с кривыми стволами и частично обломанными ветками. Хотя они все еще были усыпаны зелеными листьями, было видно, что деревья уже доживают свой век. Я коснулась небольшого яблока и разочарованно выдохнула:
– Они же недозрелые!
Бэнджи, соглашаясь, кивнул. Вспомнив, что сама в детстве ела недоспелые фрукты, я лишь вздохнула и заниматься нравоучениями не стала. Мы обошли то, что осталось от сада и, не сговариваясь, направились назад, к выходу.
Не прошли мы и сотни метров, как увидели на дорожке битые стекла. Но удивление наше длилось недолго, так как еще через десять метров мы увидели оранжерею, точнее, то, что от нее осталось.
– Оранжерея. – я озвучила вслух свою догадку. – Наверное, здесь раньше выращивали экзотические растения.
– Какие-какие растения?
