Кибальчич улыбнулся: удел, быть может, не самый славный, но привлекательный. Он научил бы ее читать не только «печатное», и она стала бы ему настоящей подругой. Разве плохо?.. И кто скажет, как надо жить? Возможно, это наиболее достойный путь и способ.
Он тоже искал встреч с ней.
В имение вернулся в потемках. ЭнТэ лежал на постели в темноте, изменив своей привычке читать заполночь. В молчании провели несколько минут.
– Послушайте, Кибальчич! – вдруг громко сказал ЭнТэ. – Добудьте для меня несколько рублей, и я оставлю вас. Живите, как хотите.
– Я попытаюсь, – ответил он.
Окно мансарды было раскрыто, клубился туман над садом, и в тумане послышался смех Марии – благодарный, счастливый.
– Развлекает помещик свою супругу, – сказал ЭнТэ. – Щекочет он ее, что ли?
И опять Кибальчич не смог пресечь его, лишь только закрыл окно. Накрылся одеялом с головой.
Завтрак ЭнТэ, как обычно, проспал, обед закончился благополучно, если не считать, что ЭнТэ и Степан ни слова не проронили.
– Вы не добыли мне денег? – спросил ЭнТэ после обеда. – Попросите у вашего братца. Что ему пять-шесть рублей? Хочу уехать.
Но в том-то и дело, что Кибальчич просил денег, а брат отказал. «Вот рубль, – сказал он, – чтобы убрался из Жорницы. А там, как хочет».
– Презираю вашего братца, – сказал ЭнТэ. Впрочем, рубль взял,
А за ужином произошел разговор, которого, видно, нельзя было избежать,
– Я все же хотел бы знать о вас больше, – сказал Степан, – поскольку вы мой гость и приятель брата. Кто вы?
– Вам показать билет? Я уже предъявлял его отцу Наркиссу. Он остался удовлетворен.
– Билет ни к чему. Я хотел бы знать, чего вы добиваетесь в жизни?
– Справедливости, – легко ответил ЭнТэ. – Тут нет тайны. Того же, чего добиваются лучшие люди России.
– Кто же они, лучшие?
ЭнТэ пожал плечами, давая понять, что ответ прост: лучшие – те, кто добивается справедливости.
– Превосходная логика, – заметил Степан, – Ну, а что, по-вашему, справедливость?
– Вы меня не поймете, господин доктор. Для вас справедливо не пускать крестьян в лес из-за боязни пожара, а для меня – сжечь его, если лес только для вас.
– Понятно, – задумчиво сказал Степан. – И много вас, таких решительных?
Судя по голосу, он всерьез принял слова ЭнТэ.
– Не много. Но это не имеет значения. Борьба за общую справедливость – дело одиночек, а не толпы.
– Одиночек… – еще задумчивее отозвался Степан. – Надеюсь, мой брат не из их числа?
– Будьте спокойны, доктор, – усмехнулся ЭнТэ. – Ваш брат вполне благонамеренный подданный своего царя и семьи. На его месте я, как и ваш отец, стал бы попом. Ему бы грехи отпускать, а не бороться за справедливость.
– И слава богу, если благонамеренный, – произнес Степан. – А кем быть – не суть важно…
Ирония ЭнТэ сегодня не задевала Степана, будто более важные, нежели самолюбие, вопросы волновали его. Николай, уже вполне успокоенный, улыбался: наконец-то возникло общение и получался связный разговор.
– Вы посмотрите на него, – сказал ЭнТэ. – Агнец для заклания, а не человек.
И Мария была добра. Убедившись в мудрости супруга, она перестала вслушиваться и хлопотала у стола вместе с денщиком, чтобы и обед соответствовал толковому течению разговора.
– Я завтра уезжаю, – сказал Степан, – и вряд ли мы еще когда-либо свидимся. Прошу вас соответствовать порядку хозяйственной жизни в моем имении, а так же не вести никаких бесед с людьми. Прощайте.
