наречённые: трудно разглядеть, – не сам ли рисовал?..“. У лю- дей впервые встретившие Ганса в головной коробке возникал обвал, кошмар и сюжет обманчивый, представшая пред-очи эта уголовная личность, навязывала мысли: „Этот тип, вероятно ра- за три на зоне сидел: мал и круглый как откормленный клопик, но намного будет вонючей его!.. лучше договориться по-
доброму; обойти стороной не удастся, как не крути, а с этой тва- рью, пока что-то не дашь – не расстаться…». Это было суждение внешнее – из близкого окружения Ганса, которые на всё это
имели свой взгляд на события, и который, в корне отличался от всех остальных: «Бедный Ганс, так ему хочется скорее попасть за решётку, похоже на то, как той перезревшей девке замуж вы-
скочить, а его не берут, ну хоть плачь, не берут!..». Шурик – Ганс всю подноготную, все повадки и тюремный жаргон проштуди- ровал так, что институт бы давно выдал красный диплом, а по- лучается кругом невезуха. Нет. Ганса брали, и брали не раз. Бра- ли за ручки и пихали вперёд головой в милицейский Уазик. Вна- чале даже все трое считали, – скоко раз Ганс посетил милицей-
ский участок. После сбились со счёту, бросив ерундой занимать- ся. Брали Ганса порой регулярно, больше – на том же Бану, но
на-утро, часиков в десять, максимум к обеду выпускали на волю.
За что брали?.. а за всё то, чего делать не очень красиво. Копей- ки из карманов «клиентов» вытряхивал, меж пальцами кусок лезвия носил, за драку тоже брали, не брали только лишь за кражу – не было такого случая. За что выпускали? Ну, не за глаз- ки же его косые: похлеще, чем у зайца косого. Ментов таким взглядом не удивить, тем более не соблазнить. Тамара всегда
помогала, о которой нам предстоит ещё рассказать, но немного позже в последующей части рассказа. Если бы не Тома, – тянул бы Ганс сейчас второй год тюремного срока, а до конца бы оста- валось ещё четыре, а то и все пять. Отсрочив срок на зону как выплату кредита, пойдёт, минуя год на первый срок в четыре
года, а после на всю восьмёрку строгого режима. От природы – таким на свет он родился – сильно одним глазом косил, что в
первый момент знакомства порой многих пугало, приводя в
неописуемый страх. Росточком не дотянул до-метр шестьдесят пяти, как раз вровень плеч Ивана, с которым тесную дружбу во- дил, а когда становился рядом с Мосей, был чуть выше его поя- са, но нос упирался, как назло некстати в Моськину мотню. Но как говорят, – мал золотник, да дорог. По правде сказать, к Гансу
эта поговорка имела отношение, как лошадиное седло к корове. Иван, а он и есть Иван – сам по себе в своей скорлупе самосо- хранялся. Ганс прошлявшись неизвестно где целые сутки, а мо- жет на вокзальном Бану, а то и на какой-то захудалой блатхате: Иван встречал Ганса словами: «Ганс!.. собака, где тебя носит?!
Вот, возьми три рубля, – неси два пузыря «Агдаму». Возьмёшь три кило холодца и булку хлеба, на сдачу купишь пару пачек
«Примы». Тебе понятна суть расклада?.. иди, пока трамваи хо- дят! Гони коней, пока они не сдохли. Курить не видел со-вчера, а голова, словно макитра; и жрать охота, как никогда. Давай, Са-
нёк, чего застрял или с похмелья разум потерял?..». Заканчивая первый рассказ о человеке непростой и нелёгкой судьбы Петра Леонтьевича, который приютил у себя на квартиру троих
пэтэушников и о четвёртом квартиранте, случайно приставшем ко двору – подробности изложим в дальнейшем своём рассказе.
