как ты, уже ходили туда – после вместе с теми, которых разыс- кивали, на дрезине на мост вывозили и с моста в Дон кидали. Они сюда, каждый божий день со всего города молодых бары- шень свозят, а утром, сам не раз видел: уложили, как дрова на дрезину и повезли к реке. Были случаи, когда какая-нибудь
страдалица, вырвавшись из их лап, сама бежала в сторону реки и с моста бросалась. Такое увидишь, и жить дальше уже не хо- чется! Злодейство никогда не насытишь, а те, что там, в теплуш- ках – гораздо хуже зверя лютого.
– Что же мне делать?.. Как же мне дальше-то жить?!
– А ничего не делать, сейчас жизнь человеческая копейки не стоит! Иди домой, да и живи, если это жизнью назвать можно,
но не один ты такой, многие целые семьи потеряли. А туда, мой совет тебе – не ходи – нет её уже в живых, притом, как ты сказал ещё и в положении была.
Не сказав больше ни слова путейцу, Пётр Леонтьевич, будто
побитая хозяином собака, обернувшись, побрёл в обратную сто- рону. Он шёл и горько рыдал как когда-то в далёком детстве:
слёзы застилали глаза, отчего он всё время спотыкался, а два раза переступая рельсы, упал. В глазах стояла Лизонька – то
идеальное уникальное творение природы: красивая и нежная как бабочка, хрупкая как снежинка, куколка от рождения. Порой казалось, что она осталась такой же со своего раннего детства
ни капли не изменившись. Не хотелось ни о чём думать, как и жить дальше на этом богом проклятом свете…
В мае того же восемнадцатого года в город вошли снова де- никинцы, а вслед за ними немцы и теперь по центру города вы-
шагивали патрули злейшего врага бывшей Российской империи. Пётр Леонтьевич не пошёл жаловаться в комендатуру по поводу пропажи жены, как многие из подобных ему и просить какого-то содействия, он возненавидел как тех, так и этих – хотя бы за то, что под ручку вошли в город с врагом. В его понятии не могло уместиться то, что в содружестве с немцами можно убивать сво- их кровных братьев славян. Сам того, не осознавая и не задумы- ваясь над этим, Пётр Леонтьевич в душе и взглядах своих, был
патриотичен до мозга костей. Одного он не мог понять, и при- нять как должное: как это можно, после четырёх лет войны с Германией и Австрией, в то время, когда страна голодная, раз-
детая и разруха кругом, ещё и затеять междоусобную войну. По- ка он размышлял над этим – 8 января 1920-го года большевики будто бы умышленно день подобрали: на второй день великого святого праздника Рождества Христова выбили из города дени- кинцев; вошли в город и принялись устанавливать какую-то
свою, для большинства горожан непонятную, новую власть. Снова по городу пошли аресты, пытки и расстрелы, поиски со- кровищ и любых ценностей вплоть до безделушек. Народ зата- ился, большей частью попрятался и, все почему-то продолжали надеяться, что это скоро пройдёт – явление временное, как и в восемнадцатом. Слово – «Чека» произносилось полушёпотом, навевая, в мысли каждого городского обывателя суеверный
страх, но всё в этом мире рано или поздно проходит: хорошее, доброе пролетает мгновениями, плохое и страшное тянется, как тёмная туча по небу плывёт. В начале осени двадцать первого
года, когда на юге уже затихла война, Пётр Леонтьевич, страдая одиночеством и воспоминаниями о первой жене, неожиданно понял, что если и дальше так всё будет продолжаться, то он не жилец на этой земле. Клин вышибают клином! – сказал сам себе и в мыслях стал перебирать всех, кто бы послужил этим клином. На память пришла сразу Екатерина, которая когда-то работала у него в коммерческой конторе одной из управленцев и насколь- ко помнил он, до сих пор была не замужем. Где жила, – он это
