– Я… я нашёл её утром. Она не отвечала. Я… я думал, что она просто не слышит. Дверь была заперта. Потом приехали… – Ремезов запнулся, потом заговорил торопливо, словно боялся, что сейчас потеряет возможность говорить вообще. – Они сказали… проникновение. Что-то с дверью, но не взлом. Или не сразу заметили. Это было… дико. Кровь. Её лицо…
– Сергей, – продолжил он уже глухо, будто каждое слово давалось с усилием, – то, что я увидел… это было не просто убийство. Это было зверство. Её тело… его не было как целого. Понимаешь? Оно было… разорвано. Разорвано буквально. Куски. Обрывки. Вся комната – стены, мебель, даже потолок – всё было в крови. Как будто там взорвался человек. Как будто не человек… как будто животное… нет, хуже. Они сказали, что не могут сразу собрать даже состав тела полностью. Я не мог… я не смог смотреть. Я только стоял… и трясся. Алла… она ведь была такой тихой. Такой аккуратной. Как можно было так…
Он замолчал. Дышал в трубку.
Сергей Андреевич чувствовал, как изнутри нарастает ледяная волна. Она поднималась от живота к груди, к горлу, сковывая голос, мешая вдохнуть. Он почувствовал, как ладони начинают потеть, хотя в комнате было прохладно. Мужчина напрягся, но не позволил этому выйти наружу. Нет. Сейчас – только контроль.
– Игорь… – начал он, и сам удивился, насколько спокойно прозвучал его голос. – Прими мои соболезнования. Это… ужасно. Я не знаю, что сказать. Если что-то нужно – я рядом. Любая помощь. Любая поддержка. Ты не один.
– Спасибо… – голос Ремезова стал тише. – Спасибо, Сергей… Я знал, что ты поймёшь…
Раздался щелчок – связь прервалась. Профессор всё ещё держал трубку, как будто от неё зависело равновесие. Потом медленно положил её на место.
Шок накрыл его не порывом, а глухой, плотной стеной, как если бы воздух в комнате стал вязким и тяжёлым, как бетон. Он сидел в кресле, не двигаясь, чувствуя, как в груди разливается холод, не от осознания потери, а от того, что за этой потерей стояло нечто большее, личное, нераскаянное. Ему казалось, что пространство вокруг сжалось, что время остановилось именно на этом миге – и теперь будет повторяться снова и снова. Он стал свидетелем не просто конца своей лжи, а крушения самого главного – иллюзии контроля. Он впервые ясно увидел, как случайности, слабости, ошибки, которые он так старательно прятал даже от самого себя, в один момент превратились в реальность, жестокую и неуправляемую.
Сергей Андреевич вспомнил то утро, когда впервые позволил себе шаг за грань – невинная беседа с Аллой, случайная встреча в университете, рука, задержавшаяся на её запястье чуть дольше, чем нужно. Тогда это казалось игрой – даже не романом, а интеллектуальной искрой между двумя взрослыми людьми. Но всё быстро вышло за рамки. Их встречи стали регулярными, наполненными телесной страстью, но и чем-то большим – бессловесным доверием, каким он давно не знал ни с женой, ни с кем бы то ни было. Она смотрела на него так, как не смотрел никто. Она не просила, не жаловалась, не обвиняла. Просто была рядом, как будто всегда принадлежала ему. И всё это время рядом был Игорь – добродушный, смешливый, открытый, доверчивый. Он не подозревал. А если и подозревал – молчал.
Мысли бросались, как птицы в запертой комнате. Вчерашний вечер. Алла ждала. Писала, просила прийти, хотя бы ненадолго. А он… Он соврал, что занят, что устал, что завтра. На самом деле – поехал к Диане. К новой. К той, что моложе, дерзкая, непредсказуемая. Алла – она бы поняла. Всегда понимала. Он знал это, и потому не объяснялся. И именно это сегодня жгло сильнее всего. Он мог быть рядом. Он должен был быть рядом. Не ради неё – ради себя. Чтобы спасти не Аллу, а собственную душу от этой пропасти, в которую теперь смотрел, не в силах отвести глаз.
