– Да и мне они ни к чему, – одумался, наконец, юноша. – Вот женюсь на дочке торгаша-толстосума, тогда и разгуляюсь. Кстати, отец ничего не узнал о камне?
– Даже главный придворный ювелир не заметил подделку. Сияет себе и сияет. Розовый и розовый. Прямо как настоящий!
– Да-а, – протянул принц, – теперь бы настоящий вернуть. Нужны деньги, Ланс. Много денег. Я должен отыграться.
– Может, уже хватит, ваша милость? Не к лицу это принцу Озёрного края, принцу Мартану Светлоозёрному, по притонам мотаться.
Мартан вскипел и брезгливо кинул.
– Знай своё место, слуга.
Ланс покорно потупил взгляд и сунул руки в карманы кафтана. Оба так и стояли, не проронив ни слова, пока по плечам Мартана не забарабанили длинные худые пальцы с нечищенными неровными ногтями. Худые руки были украшены многочисленными медными браслетами, побрякивающими при каждом малейшем движении.
– Расслабиться не хотите, мальчики? Всего один серебряный, и я, и моя подруга ваши.
– Иди-иди отсюда, – зашипел было Ланс на накрашенную полуголую девицу, но был остановлен.
– Жди меня на улице.
Будучи не в том статусе, чтобы спорить, Лансу только и оставалось, что смотреть, как хозяин растворился в темноте душных, пропитанных потом комнат. Обнимаемый девицей, Мартан даже не почувствовал, как ловкие пальцы нырнули в плохо затянутый мешочек на поясе и вытащили оттуда последний золотой, припасённый на обратную дорогу.
3. Глава 2. Переполох на площади
Столица Озёрного края, город Атоль, готовилась к празднованиям. По случаю свадьбы младшего сына король расщедрился и приказал расставить лотки с бесплатными угощениями по всей центральной площади. Тут и пиво наливали, а детям – сладкую воду, и куличи раздавали: кому с маком, кому с сахаром, а кому просто так – обмакнул один конец в толчёные абрикосы и жуй.
Повсюду кипела жизнь. До свадьбы оставалась неделя, и из своих каморок повылазили все: от убогих до калек, чтобы воспользоваться редким шансом хорошенько заработать на год-два вперёд. Богачей в эти дни на площади было много, и милостыня раздавалась щедро.
У лавки сыродела Блана с рассвета и до заката толпились двое: босоногий мальчонка, бритый налысо, и конопатая девчушка с лохматыми косами. Оба громко и задорно пели и имели большой успех среди толстосумов. Монеты им в чашку так и сыпались. Опять же Блану певуны-попрошайки оказались на руку: позабавившись над нескладным пением, довольные господа заходили в лавку, где просили отвесить им одну-другую головку дырявого сыра и платили всегда крупной медной монетой.
Булочник и мясник тоже были не в обиде. Рядом с их лавками толкались убогие старухи в лохмотьях до пят. Правда, своими грязными платками они отталкивали тех, кто спешил купить копчёной оленины. Костлявых старух покупатель чурался, до дверей лавок хлебных и мясных в итоге не доходил, а сворачивал к сырам. Мясник поначалу вздыхал-вздыхал, но потом повысил цены вдвое и снова зажил припеваючи.
Больше всех повезло цветочнице: у её нежно пахнущих витрин топтался молодой скрипач. Тощий и чахоточный, играл он весёлую кадриль, и любопытные дамы обязательно останавливались, чтобы послушать, а затем заглядывали в лавку и заказывали себе букетик из голубой гортензии, чайной розы и россыпи белой гвоздики.
Клоуны-циркачи, цыганка, гадающая по руке, никем не признанный художник, готовый за пару минут набросать углём любой портрет – всё смешалось на площади и создавало нескончаемую суету.
