– Отдельно от меня? – осведомился Дрынов. – Невозможно… и как она выглядела? Как птица?
– Как василиск, – промолвил Евтеев. – Огненный змей, родившийся из яйца, которое снес старый петух.
– Что еще за петух? – нахмурился «Косматый». – Не педрила?
– Вы меня удручаете, – вздохнул Евтеев. – Вам бы поднять литературу, подучится… природные задатки у вас, возможно, приемлемые, но годы в блатном окружении к вызывающей узости кругозора вас привели. Если я скажу: «стукач», вы меня не поймете.
– Я не пойму? – спросил «Косматый». – Кто?… кто стукач?
– Стукач – это помощник языческого бога солнца Святобольда, – пояснил Евтеев. – Он стуком заводил крестьян в болото, но тогдашним ментам на своего шефа, на бога, он не стучал. А вы на него подумали. Вы все видите извращенно. У вас…
– Прекращай! – воскликнул Чурин. – Не заводи «Косматого» – беда случится. Дрынов уцелел, а труп все же будет… Дрынов! Ты как?
– Пытаюсь припомнить, – ответил Дрынов.
– Я не о прошлом, – сказал Чурин. – Как ты себя сейчас чувствуешь?
– Сначала я вспомню, – промолвил Дрынов. – Меня выбросило взрывом, но в какую сторону… через лобовое? Или вышиб собою дверь и вылетел сбоку… я ни к чему не склоняюсь. Я летел и горел, перерождаться не мечтал, коренные изменения во мне меня не устроят. Они во мне происходят…
– Я на воздух, – сказала Марина Саюшкина.
Выбравшись, покачиваясь, на улицу, Саюшкина открывает рот и дышит, дышит – дышит, не закрывая.
С открытым ртом она встречает и вышедшего из салуна Евтеева.
– Решила меня выручить? – спросил он.
– Тебя? – удивилась Марина.
– Увести от «Косматого». Он проедал меня злобным взглядом, и ты испугалась, что он вот-вот на меня кинется. Ты грамотно рассудила. Пока мы здесь постоим, он отойдет, на него нахлынет миролюбие…
– Я тебя за собой не звала, – сказала Марина.
– А зачем же ты…
– Мне стало плохо, – призналась Марина. – От Дрынова пахнет горелым мясом – прошибает напролом… как ты не почувствовал. Те, прочие, зачерствели, но ты…
– Я унюхал, – сказал Евтеев.
– В кайф? Затащился?
– Сразу же провериться захотел, – сказал Евтеев. – Самоуважение меня удержало – рвани я раньше, чем ты, «Косматый» к трусливой ботве меня бы определил. Попытался бы прогнуть и вынудил бы меня рога ему обломать. Немолодому, заслуженному вору. Я не желал его провоцировать.
– Когда так пахнет от малознакомого человека, это можно стерпеть, – сказала Марина. – А у меня с Дрыновым было.
– Все? – спросил Евтеев.
– За исключением романтики. Встречались мы с ним в лесу – стягивали одежду, да и валились на травку.
– А зимой? – поинтересовался Евтеев.
– До зимы наш роман не дотянул. Прекратился внезапно, как и начался. В условленное время Дрынов не пришел – я разволновалась, посчитала, что он куда-то провалился, там же ямы. Глубокие, присыпанные сверху ветками: лесник Филипп с его теткой для браконьеров вырыли. Попавшим в них чужакам надеяться не на что, но Дрынова лесник бы отпустил, безвинных они с теткой не закапывают… Иван Иванович. С Дрыновым у него не выгорит.
Подъезжающий на санях могильщик Иван Иванович цепко оглядывает взорванный автобус.
– Водитель жив? – спросил могильщик.
– Слава Богу, – промолвил Евтеев.
– Разумеется, – пробормотал Иван Иванович. – Сердце меня не обмануло. Я это и предполагал.
– А чего приехали? – спросил Евтеев.
– Водки выпить! Нервы у меня не пошаливают, однако я ехал по морозу, и выпивка мне не для успокоения нервной системы надобна – я выпью для ног. Они у меня задубели, ниже коленей особенно, и скорого облегчения я не жду, водка-то дойдет до них в последнюю очередь, туда и кровь-то не очень доходит… а вы почему на улице?
