– Они мне опостылели, – ответил Юпов. – Я бы их всех перестрелял. За интеллигенцию, что они извели.
– Вы азартный, – тревожно промолвила Вероника. – По вашей музыке это заметно?
– А вы послушайте, – сказал Юпов. – Я вам напою из своего… бум! Бэм! Бам-бум-бэм! Бам! Бум-бэм-бам! Бэм! Бум!
ДВЕРЬ салуна по-хозяйски распахивается, и в него, наступая на лыжи почтальона Гольцова, вваливаются двое устремляющихся к стойке мужчин криминальной наружности: Алексей Макарский и Николай Галямин.
Оскорбленный почтальон вскакивает, присматривающийся к вошедшим Михаил «Косматый» сурово щурит глаза, на затрепетавшую всем телом Марину Саюшкину их приход действует вдохновляюще.
– Пару по сто перцовой, если есть, – сказал Макарский. – Изобразите?
– Соизволю вас обслужить, – промолвил Захоловский.
– Называйте, как вздумаете, – усмехнулся Макарский. – Нам бы водки в рюмки, а разбираться в нюансах нам с братишкой недосуг. Закусывать мы не будем.
– Пейте так, – выставляя рюмки, сказал Захоловский.
– Это мы потянем! – воскликнул Галямин.
– Не наливай им, – сказал «Косматый».
– С чего бы? – удивился Захоловский.
– Пусть они у меня сами осведомятся, – процедил «Косматый». – Представив, что здесь только я и они. Говорите, братва, откровенно.
– Угу, – пробурчал Макарский. – Нас-то, правда, двое, а с вами тут… не один. Какого лешего на нас окрысились?
– Я думаю, вы ко мне, – ответил «Косматый». – Прикатили удружить старому «Косматому» вечным покоем. И из чьей же вы, дорогуши, бригады? Жеки «Бобра»?
– Мы о нем, – пробормотал Макарский, – мы ничего о нем…
– Гоши «Пены»?
– Да довольно вам перечислять! – воскликнул Макарский. – Что нам эти кликухи? Мы никакие не уголовники.
– Вы можете быть и из посторонних, – сказал «Косматый». – Из каких-нибудь химиков-отравителей или спортсменов-душителей, но вы приехали меня убивать, и я вас раскрыл. Помешать вам меня прикончить я, наверное, не смогу. Усложнять вам задачу я начинаю прямо сейчас.
– И как же? – спросил Галямин.
– Надо поразмыслить, – пробормотал «Косматый».
Михаил «Косматый» задумался.
– Не знаю, помогу ли я вам, но они мне знакомы, – сказала Марина. – Они живут в городе километрах в шестидесяти отсюда, и в наш салун они заезжали… позапрошлой весной. Хозяин обязан помнить. Ну?
– Вроде, были, – ответил Захоловский.
– Реально были? – спросил у пришедших «Косматый» – Ответ обязателен! Я требую!
– Были, были, – скашиваясь на Марину, промямлил Макарский.
– Я помню вас потому, что вы оба тогда ко мне клеились, – сказала Марина. – Лапавшего меня молча я оттолкнула, а с тобой вышла на вечерную прогулку, и ты меня… вспоминается?
– Не четко, – пробормотал Макарский.
– Погляди на моего нынешнего мужчину, – кивнув на Евтеева, сказала Марина. – Хорош, да? Как ты считаешь, что он с тобой сделает?
– Он задерет тебя, как овцу, – сказал «Косматый». – А твоему дружку он выколет зенки и засыпет туда соль, чтобы не случилось загноения – ох, и больно же придется! Из-за возрастного одряхления я бы вас не заломал, а он еще силен… чего напряглись, ребятки? Из огня да в полымя?
– До действий вы не доведете, – глядя на серьезного Евтеева, пробормотал Макарский. – Поговорите и отпустите…
– Гарантирую, – промолвил Чурин.
– Вы? – обрадовался Макарский.
– Я от государства, – пояснил Чурин. – Дальше разговоров в зоне моей ответственности не зайдет.
ПЬЮЩИЙ у Брагина чай художник-композитор Юпов, играя на публику, утонченно держит чашку: подносит ее к себе, дует, отстраняет, снова подносит и втягивает аромат. Слегка взбалтывает и делает крошечный глоток; качество напитка Юпова не устраивает. Чашку он не ставит – она остается в его левой руке.
