Брагин опробует на зуб твердую сушку.
Вероника Глазкова запихивает в рот избавленную от обертки конфету.
– Молочком, чтобы плеснуть в чаек, не расщедритесь? – спросил Юпов.
– Не имеем, – ответила Вероника.
– Обидно, – промолвил Юпов. – Меня, знаете ли, потянуло разбавить.
– Чай с молоком – это не по-русски, – сказал Брагин.
– Вам пить его не положено, – кивнул Юпов. – Вы русский исследователь и патриот. Вам удалось значительно продвинуться в ваших исследованиях живого подводного организма.
– Не уверен, – пробормотал Брагин.
– У меня проверенные сведения, – сказал Юпов. – Ваши успехи уже и сегодня представляют большую угрозу для их интересов, а если позволить вам продолжить, вы подарите России такое, что я и… я не специалист. Я лишь выполняю условия контракта.
– И между кем он заключен? – поинтересовался Брагин.
– Между мной и иностранной разведкой. Мне заплатили деньги, дали пистолет, и я вас застрелю. Ваша невеста, возможно, в курсе ваших разработок, и поэтому мне приказано убрать и ее. Так-то, девушка. Вашего жениха я бы застрелил на озере без свидетелей, но мне сказано ликвидировать и вас. Мои соболезнования. Ваш жених, неоцененный при жизни исследователь, будущая гордость России, умрет первым.
Не опуская чашку на стол, Юпов правой рукой лезет за пазуху, вытаскивает пистолет, стреляет в Брагина.
Умудряется промахнуться. Переводит дыхание и исправляет оплошность точным попаданием между глаз.
Брагин молча падает вместе со стулом. Покосившаяся на исследователя Вероника Глазкова застывает в немом отчаянии.
– Художник я и композитор, – пробормотал Юпов. – Звуки выстрелов вошли в меня для дальнейшего творчества, подобно крови, льющейся там, под столом. После я ее рассмотрю и поражусь разноцветной палитре, меняющейся от черной до голубой в моих глазах, смотрящих из моего встревоженного сознания. Безденежье, девушка. Презрение к моим дарованиям. Они превратили меня в гнусного киллера.
– Ты сволочь, – всхлипнула Вероника. – Тебе не отговориться…
Вскочившая Вероника выплеснула чай из своей чашки Юпову в лицо.
– Ай! – вскрикнул Юпов. – Так же нельзя, ну чего ты… как же… ну, что ты, зачем…
Глазкова рванулась к печке, схватила полено и, подскочив к Юпову, принялась лупить его поленом по голове.
– Горячий чай, не разбавленный! – прокричала Вероника. – Русским чаем в тебя, в гниду! в изменника! Забью тебя насмерть! Раскрошу твой поганый череп!
НАВАЛИВШИСЬ на барную стойку, улыбающийся Александр Евтеев пьет из бокала вино; свет приглушен, освободившиеся столы вымыты, обстановка видится и задушевной, и пугающей, Евтееву она по нутру, сидящий за стойкой Дмитрий Захоловский, с расстановкой пригубляя вино, сбрасывает напряжение и беззлобно глядит на знакомые, подернутые дымкой предметы.
Лицо Евтеева относится им к тому же, не вызывающему отторжения, ряду.
– Занятно получилось с теми двумя, – сказал Евтеев. – Напуганными они ушли – разболтают теперь о вашем месте.
– Разве это комично, – промолвил Захоловский. – Клиенты из городов ко мне валом не валят, а вы и последних спроваживаете.
– Не я. Я ни слова им не сказал.
– Твоя девица сказала, – напомнил Захоловский. – Но пошло все с «Косматого» – он бучу поднял. Всплошился, искренне занервничал… славная он личность. Я на него никогда не стану накатывать.
– А что у вас с ним? – поинтересовался Евтеев.
– Я с ним сидел.
– За что? – удивился Евтеев.
