Не спится… - страница 6

Зимин простился и ушел.

Он знал, он был почти уверен, что Анна поняла его состояние и, может быть, даже посожалела из-за своего отказа. Но он был уверен и в том, что в эту минуту ее также тревожит мысль, а не увяжется ли этот странный человек за ней. Зимин представил, каково ей, и, не желая досаждать, лишь с минуту постоял у закрывающихся дверей: дождаться, нет?

«Да не обрадует ее твое внимание! – уверенно подумал он и пошел домой. – Домой, домой! Слесарь придет кран чинить на кухне. Жена просила быть пораньше…»

Кажется, сосед мой Петр, боец военохраны одного режимного по сей день предприятия, лучше всего чувствует себя в подвале нашего многоэтажного дома, или, уместнее сказать, в мастерской, которую он здесь оборудовал с разрешения какого-то чиновника ЖЭКа и постоянно обустраивает. Изредка забегая к нему сюда, замечаешь все больше уюта: то стены обклеит обоями, то обнаружишь аккуратненький подправленный диван, который видел на днях во дворе обветшавшим до предела и выброшенным кем-то из соседей.

Но чаще всего видишь собственные его изделия: выставленные вдоль стен янтарного блеска и различных величин с причудливой резьбой разделочные доски, основательные и устойчивые с виду табуреты на круглых точеных ножках, а то вдруг множество шкатулок – от ларчиков, аляповатых из-за обилия затейливой резьбы, до простеньких на вид, но изящных гладкостенных коробочек.

Все эти поделки потом в избытке встречаешь в квартирах нашего дома. Петр раздаривает их в семьи своих приятелей по подъезду, друзьям во дворе, знакомым. Или просто так, или к праздникам. В одной лишь моей квартире разных его досок, шкатулок, табуреток наберется не один десяток. Вещи-то полезные, в хозяйстве необходимые. И сделаны со вкусом, мастерски, с выдумкой и изобретательно, на мой непросвещенный взгляд. Раньше бы одни сказали: увлеченный человек, не желает, мол, замыкаться на одной лишь работе, быт его не заедает, а досуг свой с пользой проводит! К рюмке от безделья не тянется, за пивом в очереди не торчит часами. Скептики в ту пору скорее бы всего предположили: подхалтуривает мужичок, зарабатывает. А соседки – и тогда, и сейчас – мужьям своим его в пример ставят: хозяин, для дома старается, не то что… Ну и так далее.

Мужики между тем, сойдясь во дворе, рассуждают: по теперешним временам взяться бы ему за что-нибудь серьезное… Брал бы заказы индивидуальные… По праздному размышлению и меня одолевают такие же мысли. Но, зная непрактичность и неорганизованность соседа моего, я прикидываю иначе: компаньона бы ему в поддержку. Умеющего выбить, достать, что надо, готовую продукцию пристроить… Где такого взять? Да чтобы еще думал не о скорых прибылях и доходах, а за дело бы болел, производство налаживал, без которого, по мнению теперешних ученых и хозяйственников, не поднять нам экономику. Сколько же можно товары перепродавать?! За «буграми» сделанные. Давно пора и у себя производство их налаживать. Словом, заносит в раздумьях куда-то…

Но я давно знаком с Петром и знаю, что ни доброхотства, ни корысти в его затеях нет. Просто тянет его, от природы мастеровитого человека, к несбывшемуся делу – желанию руками сотворить то, что видимо, ощутимо, конкретно. И в этом стремлении к предметности своих стараний он так нетерпелив и поспешен, что многие его изделия непрочны изначально. Табуретки расшатываются через месяц-другой, шкатулки быстро разваливаются. Петр долго потом объясняет, что вот рискнул иначе, чем в справочниках рекомендуют, по-своему склеить детали, но нет у него сейчас приспособлений и добрых материалов для крепления и склеивания по его, Петра, задумке. Но так хотелось сделать побыстрее. Вот был бы еще станочек… Неудачи его огорчают, но рук при этом он не опускает. И через неделю-две зазывает в подвал свой и показывает то, что должно быть, к примеру, токарным станком. Достал где-то старый сгоревший электромотор, то ли сам перемотал обмотку, то ли попросил кого, но вот включает в сеть – мотор жужжит, работает. А Петр – сияет. «Закажу теперь, – говорит, – ступицу, посажу на швеллер и буду так-о-о-ое вытачивать! Правда, нет у меня, – сокрушается, – верстака доброго. Доски нужны, «полусотки», длинные». Но через неделю вновь тянет к себе под лестницу и показывает верстачок, аккуратный, прочный, словно в землю вросший. Где доски взял, на какие шиши доставал-заказывал?! Скорее всего, взял там, где плохо лежало, вернее, валялось брошенное. У нас ведь на свалках и на задворках столько добра пропадает…