Он наклоняется надо мной и шепчет мне в самое ухо:
– Смотри!
И раскрывает ладонь перед моим глазом. На ладони лежат часы. Самые обычные, ничем не примечательные часы. Кроме того, что по корпусу идут какие-то крохотные каракули и ремешок их порван, и как будто кем-то погрызен. Как будто собакой. Да, точно вот следы зубов. Собачьих клыков. На обратной стороне часов должна быть запёкшаяся кровь. Частично собачья частично человечья. Я даже чувствую её металлический вкус во рту. Колдун подтверждая мои мысли переворачивает часы.
Обратная сторона идеально чистая.
– Помыл уже! – говорит он заговорщицким шёпотом. – Опасно же таскать с собой окровавленные вещи.
– А вообще, парни, я вами очень доволен! – говорит он громко – вы все молодцы!
В приоткрытую дверь заглядывает кто-то из персонала.
– Поддерживаете?
– Так точно!
– Помогает?
– Конечно, – говорит Колдун и обводит нас рукой. – смотрите сами. Парни сегодня бодрячком.
В коридоре смеются. Это было бы действительно смешно, если бы не было на самом деле. Колдун ждёт пока шаги и смех в коридоре затихнут. Достаёт из своей бездонной тележки банку с отваром. Я не могу оторвать от неё взгляда. Банка слишком чистая даже для больницы. Она идеально чистая, как будто только что её выдули. Накрыта точно такой же идеально чистой крышкой. В отдельной салфетке одноразовая коктейльная трубочка. Отвар прозрачный, чуть желтоватый. В нём ничего не плавает, он очень приятный на вкус. Я допиваю его до конца и Колдун, как обычно, хекает.
– Ну что? – спрашивает он, собираясь уходить – сегодня я так понимаю свидание с этим как его? С Братюней вроде?
Сколько я себя помню я всё время лежу в больницах.
Я всё-всё помню с того самого момента, когда ракета попала в кабину пилотов.
Всё то, что было до этого я помню совсем смутно.
Но зато уж потом, после ракеты, помню всё в самых мелких деталях.
Особенно хорошо я помню, всё, что случилось после встречи с Колдуном.
Может даже слишком хорошо.
Мы встретились с ним в гражданской больнице в которую я попал на реабилитацию после военного госпиталя.
После того, как они меня списали.
Колдун – первый кто внимательно и без тени сомнения или какой-то брезгливости выслушивает мою историю про бабочку. В тот момент мне почему-то очень важно, чтобы хотя бы кто-нибудь поверил во всю эту историю. В то, что именно бабочка вывела меня из заснеженных гор, спасла от волков, от обморожения. Колдун, очевидно, верит. Он похож на какого-то учёного. Постоянно поправляя очки с толстенными линзами, он расспрашивает меня какие у неё крылья по форме и какие, где пятнышки. Я ему детально описываю, но он всё равно просит её нарисовать. Я обещаю нарисовать. Так мы расстаёмся с ним в первый раз.
Я хожу на процедуры каждый день, но встречаемся мы только через неделю. Всё это время я ношу листочек с нарисованной в нём бабочкой во внутреннем кармане.
Колдун долго рассматривает рисунок, потом удивлённо причмокивает и качает головой. Говорит, что такой бабочки он не знает, но это не значит, что её не может быть.
Я спрашиваю верит ли он мне. И он не задумываясь говорит, что конечно верит.
«И даже больше…» – говорит он таинственно.
Через месяц должна родиться Малютка, поэтому я тороплюсь искать работу и ни о чём не расспрашиваю его. А он торопится к каким-то старикам и не собирается ничего уточнять. Так мы расстаёмся с ним во второй и в последний раз.
