Но контуры не проявляются.
Людей немного – около тридцати человек. Мы стоим небольшими группами, молча и спокойно. Никого не волнует ни появление здесь полицейских, ни их призывы разойтись. Кто-то из этих людей, как и Колдун – пришёл поглазеть на граффити, кто-то как я – за компанию, кто-то просто, проходил мимо и решил вдруг остаться. Из автобуса снова раздаётся усталый квакающий голос, который призывает нас разойтись и не мешать. В этот раз в нём слышится раздражение и стальные нотки. Некоторые, в основном те, кто стоят ближе к автобусу, делают несколько шагов подальше от голоса, но в остальном народ остаётся на месте.
Вышедший из автобуса, полицейский сходу затевает перепалку с ближайшим к нему, отчаянно помятым гражданином. Он резко и грубо спрашивает чего мы тут стоим. Его визгливый голос совсем непохож на голос из громкоговорителя. Помятый гражданин, говорит, что стоять законом не запрещено. Полицейский апеллирует к какому-то положению, разрешающему ему указывать гражданину где стоять, а где не стоять. Гражданин сильно сомневается в полномочиях полицейского. В итоге спор скатывается в русло «А чё?» «А то!» «А то чё?»
Но кроме них двоих к спору больше никто не подключается. И из автобуса никто не вылезает на помощь полицейскому, и из толпы никто не присоединяется. Перепалка, на удивление, быстро угасает. Помятый мужчина и полицейский, как и все остальные задрав головы смотрят на стену дома, и только изредка вяло переругиваются между собой.
Приезжает машина коммунальных служб с огромной длинной стрелой и мужчины с валиками на длинных ручках начинают с самого низа закрашивать граффити, занявшее весь торец пятиэтажки.
Как будто случилось что-то важное, что требует их участия – полицейские споро покидают микроавтобус. В ожидании протестов или боятся, что мы будем мешать коммунальщикам. Мы не мешаем. Все просто стоят и безучастно смотрят, как краска закрашивает угольные контуры рисунка. Полицейские видя, что сопротивления, бунта и народных волнений нет, некоторое время мнутся. Но потом, поддавшись всеобщей апатии, тоже либо вяло продолжают наблюдать за происходящим, либо залезают обратно в микроавтобус.
– И как только умудрились так быстро нарисовать? Вчера же только полностью закрасили! – говорит незаметно подошедший Весёлый. Лицо его повёрнуто к Колдуну, а это значит что одним глазом он смотрит на торец пятиэтажки, а другим на землю у себя под ногами.
– Это дом мироточит. – с нескрываемой гордостью выдыхает Колдун.
Он так говорит, как будто это его, Колдуна, собственная заслуга. Но нет. По тому, как он неотрывно глядит на стену – для него это тоже чудо чудное. Весёлый, склонив голову к плечу, некоторое время пытается вникнуть в слова Колдуна, и видимо смысл сказанного его не устраивает, поэтому он встряхивается.
– Как мироточит? – нервно подпрыгивает Весёлый, – Целый дом? Разве такое может быть?
Его глаза, и без того глядящие в разные стороны, начинают дико вращаться независимо друг от друга.
Он похож на длинного нескладного хамелеона в человеческой одежде. Тонкие и худые руки и ноги, которые, как и глаза двигаются независимо друг от друга. Его невзрачная одежда песочного цвета делает его похожим на хамелеона ещё больше. Кажется, что куда его не поставь – он там будет как родной.
– Такое бывает? – спрашивает он, нащупав взглядом меня
Я пожимаю плечами. Меня лично почему-то давно уже ничего не удивляет. Как будто во время первой операции, после крушения, у меня вырезали какой-то орган, который отвечает за удивление
