– Привет, Джулия, – перехожу на итальянскую речь, увидев имя на экране.
– Ясмин, я звоню напомнить вам про свой концерт в России. Вы мой учитель, вы же придете поддержать меня? Почему-то в этот раз я особенно волнуюсь…
В голове проносится вспышка. Концерт.
Джулия Гведиче запланировала дать свой первый концерт в России еще несколько месяцев назад, но я об этом совсем забыла. Я даже забыла, как Джулия приглашала меня, ведь она запланировала дату своего выступления под меня, зная, что я буду находиться здесь в ноябре.
Я не могла не приехать. Джулия была сестрой Валентино – человека, который много лет был предан моей семье.
– Конечно, я буду, маленькая синьорина.
– Я буду очень ждать, синьора.
Опустив руки вдоль тела, я устало падаю спиной на кровать, а затем резко подскакиваю.
Вечер выдался настолько нервным, что я забыла о дочери и оставила ее на первом этаже совсем одну. Сначала Мурад, затем Джулия отвлекли меня. Стянув с себя куртку, я остаюсь в вечернем платье и быстро спускаюсь обратно, в гостиную.
Только Юну здесь, увы, не нахожу.
Я тревожно оглядываю пустую гостиную и чувствую, как увеличивается собственный пульс, а ладони потеют.
В гостиной моей дочери не было.
Бросив плащ на диван, я замечаю огромную разбитую плазму, что лежит на полу, и сердце сжимается от страха. Если бы ее уронила Юна, она бы испугалась и плакала, но в доме было тихо. Тихо и страшно.
Развивашка, которую я дала дочери, валялась брошенной рядом с плазмой.
– Юна! – кричу, мотая головой в разные стороны.
Страх парализует все тело и сковывает движения. Я забываю об Эльмане, о концерте и обо всем на свете, ведь в голове присутствует только страх за дочь – истинный, неподдельный, жуткий.
Я открываю каждую дверь, но все тщетно – моей дочери нигде нет. Совсем нигде. Я зову ее снова, но ответом мне служит молчание. Пугающее, дикое, болючее.
– Юна! Юна, где ты?!
Горло окольцовывает жуткий страх, пока я не слышу знакомое «ма-м-ма» за одной из дверей. Толкнув дверь, я залетаю внутрь и оказываюсь в темном кабинете – свет здесь темный, приглушенный, но я четко улавливаю несколько фигур. Одну большую и одну маленькую. Маленькой была моя дочь.
– Юна, – всхлипываю с дрожью в голосе.
Следом, когда зрение привыкает к полумраку, к горлу подкатывает ком и едкий страх, который пронизывает все нутро.
Эльман сидел на кресле, широко расставив ноги, а прямо перед ним стояла Юна – она положила свою ладошку ему на колено и что-то лялякала. На своем, на детском. Она еще неуверенно ходила, поэтому ей важно было за что-то держаться. Сейчас ее опорой был Эльман.
Эльман бросает на меня ленивый взгляд, а затем переводит взгляд обратно – на дочь.
На мою дочку с кудрявыми волосами и такими же темными глазами, как у Эльмана.
Мне стоило подойти и немедленно забрать ее, но я не могла оторвать от них своего взгляда. Сердце билось громко и навылет, ударяясь о ребра и устремляясь в самый низ, к животу.
Склонившись над дочерью, Эльман приложил свою ладонь к ее щеке и потер, а затем коснулся ее кучерявой макушки, словно трогая ее мягкие кудряшки наощупь. Его рука была такой большой по сравнению с телом Юны, что я невольно застыла на месте.
Юна расмеялась, заставив меня мелко задрожать.
Кажется, что ничто не способно нарушить их идиллию. Даже я.
– Что ты здесь делаешь? И где Камаль?
– Он задержится.
– А ты?.. Ты один?
– Один.
– А где все?..
– Вечер в самом разгаре. Никто не вернется в ближайшие несколько часов.
