Не только о Хармсе. От Ивана Баркова до Александра Кондратова - страница 2

Показательно, что в черновом тексте остался вариант начальных стихов, содержавших, на примере сочинений Баркова, иную пушкинскую оценку роли цензуры:

Очевидная снижающая оценка Пушкиным достоинств сочинений Баркова, как уже отмечалось, входит в противоречие с версией создания им в обозначенном хронологическом пространстве поэмы «Тень Баркова», в которой Барков выступает едва ли не в роли одного из тех Героев, которым он сам посвящал свои «срамные» произведения («марал простенки кабаков», по словам Пушкина). Богатейшая аргументация авторитетных ученых прежних и нынешних времен в новейшем фундаментальном труде венчается реконструкцией сохранившейся в нескольких списках анонимной поэмы, и эта реконструкция сопровождается, в конце концов, едва ли не пародийным резюме: «Без риска ошибиться можно утверждать, что текста, публикуемого ниже, среди рукописей Пушкина не было никогда – но каждая его строка могла быть написана Пушкиным именно так, а не иначе» ^>[16]. Это чуть ли не парафраз рассуждений нигилиста Базарова в диалоге с Аркадием Кирсановым в «Отцах и детях» Тургенева: «…„Природа навевает молчание сна“, – сказал Пушкин.

– Никогда он ничего подобного не сказал, – промолвил Аркадий.

– Ну, не сказал, так мог и должен был сказать, в качестве поэта…» ^>[17]

Барков, особому месту которого в литературе Пушкин отдавал дань, скорее, раздражал Пушкина. 10 июля 1826 года он писал П. А. Вяземскому: «Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи почти со всеми и в переписке со многими из заговорщиков. Все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под именем Баркова» ^>[18]. О том же писал Пушкин в автобиографическом «Отрывке» («Несмотря на великие преимущества…»; вставки с упоминанием Баркова в текст 1830 года датируются 1832 годом): «Но главною неприятностию почитал мой приятель приписывание множества чужих сочинений, как то: Эпитафия попу покойного Курганова, четв<еростишие> о женитьбе, в коем так остроумно сказано, что коли хочешь быть умен, учись, а коль хочешь быть в аду, женись, стихи на брак достойные пера Ив<ана> Сем<еновича> Баркова, начитавшегося Ламартина. Беспристрастные наши журналисты, которые обыкновенно не умеют отличить стихов Нахимова от стихов Б<аркова>, укоряли его в безнравственности, отдавая полную справедливость их поэт<ическому> досто<инству> и остроте» ^>[19].

Несколько анекдотов о Баркове Пушкин занес в «Table-talk» 1835–1836 годов:

«. Барков заспорил однажды с Сумароковым о том, кто из них скорее напишет оду. Сумароков заперся в своем кабинете, оставя Баркова в гостиной. Через четверть часа Сумароков выходит с готовой одою и не застает уже Баркова. Люди докладывают, что он ушел и приказал сказать Александру Петровичу, что-де его дело в шляпе. Сумароков догадывается, что тут какая-нибудь проказа. В самом деле, видит он на полу свою шляпу и —» ^>[20].

«. Когда наступали торжественные дни, Кострова <в автографе характерная описка: Баркова. – В. С.> искали по всему городу для сочинения стихов, и находили обыкновенно в кабаке или у дьячка, великого пьяницы, с которым был он в тесной дружбе»