– Отстань ты от них! Спроси что-нибудь другое!
Слово наконец взял откашлявшийся Скворцов. Он перестал смеяться, а потом взглянул меня так хитро.
– Спасибо за совет, дядь Паш, – проговорил он очень серьезно. – Не буду медлить ни минуты.
Понятно было что Скворцов и отец «нашли» друг друга. У них было о чем поговорить несмотря на то, что они работали в разных сферах. Во-первых, Илья умел говорить и то было немудрено.
Преподавать историю и обществознание едва ворочая языком? Сомнительный тандем, признаем это.
Во-вторых, с папой работал отец Ильи, а в-третьих, они хаживали вместе на рыбалку.
– Воля ваша, – проговорил отец, чуть снизив голос, чтобы не разбудить Сашку. – Расскажешь, что случилось у тебя сегодня?
Я чуть было не отложила ложку, осознав, что лучше бы он и дальше нахваливал теперь уже невозмутимого Скворцова.
– Что произошло на этот раз у господ Спасских?
Мне не хотелось рассказывать ни о чем Илье, но все же пришлось поведать историю о свалившемся на меня наследстве в его присутствии. Я не нашла достойной причины, как бы избежать этого рассказа. Начни я мямлить и просить поговорить позже, то это означало дистанцироваться от него и дать понять, что его прошлые признание ничто для меня.
Я все еще считала его своим другом, невзирая на объятия и неловкие признания. Я не решила хочу ли большего от нашего общения, еще размышляя и прислушиваясь к своим ощущениям и таки да, над советом, который дал мне папа.
Не хватало мнения ба, но я вряд ли стану спрашивать у нее что-то.
Я едва поделилась новостями, но даже не успела выразить сомнений и страхов на этот счет, удивившись реакции Илюхи.
– Спасибо за ужин, вкусный торт и веселую компанию, – сказал он, поднявшись из-за стола. – Но мне пора.
Никто не понял, что произошло. Все были под впечатлением от свалившихся новостей, а Скворцов уже вышел из комнаты и зашумел обувью в коридоре.
– Илья!
Я окликнула его, но его имя ударилось в почти закрывшуюся дверь. Щелчок и я осталась одна в коридоре.
– Ид? – позвала Люба, появившись в дверях кухни. – Он чего?
Пожав плечами, я сунула ноги во вьетнамки и сбежала по лестнице. Признаю, что не торопилась при этом. Не то, чтобы мне не был дорог Илья. Не потому, что я считала его поступок выходкой.
Просто…
Всегда и во всем должно было быть достоинство. Иначе, если что-то пойдет не так, потом не перестанешь ненавидеть всех и главным образом себя.
– Скворцов!
– Что, Карамзина?
Я думала, что он ушел, растворившись в душной ночи июня, а он остался, топча траву между деревьями у дома.
Не знала, что он курит. Никогда не чувствовала от него запаха никотина, как и не видела пачки в руках.
Но он держал сигарету, подносил ее к лицу и разбавлял краски вечера сизым дымом.
– Что случилось? – спросила я, присоединившись к творящемуся вандализму. – Я обидела тебя чем-то?
Он задержал взгляд на мне, выдохнул в сторону и бросил короткое:
– Нет.
У меня как камень с души свалился.
– Ты забыл сказать, что у тебя булимия? – поинтересовалась я, остановившись на расстоянии вытянутой руки. – Сначала ешь торты, а потом выплевываешь их?
Илья не улыбнулся моей шутке, как бывало обычно. Но и не ответил ничего. Молчание затягивалось и подходил момент, когда нужно было разворачиваться и уходить. Я стояла и ждала, чувствуя себя все более глупо при этом.
– Я сказал тебе, что ты мне нравишься, конфета.
– Сказал.
– Два года я смотрю на тебя и не подхожу ближе, – Илья бросил сигарету под ноги, перед этим скривившись, и затоптал ее. – Кто ты, Карамзина, и кто я?
