Бормотание Гели отрезвляет меня. Оглядываюсь в поисках укрытия. Сейчас она войдёт на веранду и привет. Я ещё не готов к встрече, да и Геля испугается. Господи, мои это дети, мои! И девочка моя. Прежде, чем Геля выходит на веранду из предбанника, успеваю скрыться в соседней комнате. Это опочивальня моей мышки! На трюмо мазилки разные и духи, на узенькой тахте возле подушки сорочка кружевная, на стене, рядом с выцветшими чёрно-белыми портретами Гумилёва и Ахматовой, цветная фотография сыновей. Посередине — круглый стол под бархатной синей скатертью до пола. Разложен пасьянс и стоит кружка с недопитым чаем. Хочу до дрожи увидеть Гелю вблизи. Ныряю под стол, не удержавшись, делаю ножом маленький угловой надрез на скатерти.
— Бандитом был, бандитом остался! — Геля входит в комнату и швыряет колготки возле двери.
Да блин! Когда он успел-то? Как хомячок, что ли. Убью гниду!
— Как можно быть таким варваром? — Геля проходит к окну и задёргивает белые занавески. Останавливается у трюмо. Делаю новый разрез на скатерти.
Геля в короткой кожаной юбке и кружевном лифчике стоит перед тройным зеркалом. Грудь её возмущённо вздымается, но руки поглаживают бёдра. Как же моя мышка хороша! Даже с растрёпанными волосами. Ноги ладные, кожа на вид, как шёлк. Хочется дотронуться.
— Разбередил душу и тело, демон. Словно и не было этих лет разлуки, — Геля стаскивает с себя юбку и чёрные трусики. — Всю уделал, но моя взяла!
Небеса, какими гадостями они занимались, пока я нёсся сюда? Забываю, как дышать, разглядывая её по-девичьи узкие бёдра. Геля снимает лифчик, открывает дверцу трюмо и достаёт полную бутылку «Мартини».
Геля отвинчивает крышку и, оглядевшись, отпивает прямо из горла.
— После такого, конечно, лучше бы водки.
Тоже не отказался бы. Завороженно рассматриваю внизу живота Гели пухлые губки с нежным светлым пушком. Член уже онемел от боли, а яйца словно в тиски зажаты. Начинаю понимать, что произошло в прихожей. Я сейчас тоже тут всё уделаю. Геля садится на стул и делает ещё глоток.
— Это, конечно, метод страуса, — она закидывает ноги на стол. — Но если я нажрусь в зюзю, то свидание накроется медным тазом. Типа медотвод. Хотя, когда Алекса хоть что-нибудь останавливало. И что теперь? Бежать? Покупать пистолет?
Геля отпивает ещё, и, поставив бутылку на пол, ведёт руками по груди, разминает одну и другую, массирует соски, сминает их. Язык скользит по приоткрытым губам.
Пожираю Гелю глазами, но голод лишь усиливается. Это выше моих сил. Моя необласканная девочка. Лучше бы с меня кожу содрали живьём, чем такие муки. Зацелую тебя всю от макушки до кончиков пальцев. Потерпи. Теперь уж точно не стоит вылезать из-под стола. Закончив играться с грудью, Геля разворачивается к зеркалу.
— А может притвориться пьяной и устроить дебош в ресторане? — Геля берёт перьевой веер и обмахивается им, томно прикрыв глаза. Рассматривает себя из-под длинных ресниц в трёх зеркалах. — Что скажете, дамы?
«Что он трахнет тебя, не доезжая до ресторана», — рвётся у меня с языка. В груди тут же вскипает злоба, как смола в адовом котле. Геля серьёзно собралась к нему на свидание?
Хлопает входная дверь, и Геля поспешно натягивает сорочку. Убирает бутылку под скатерть и прячется за створкой шкафа. Достаёт из него чёрный халат с золотыми драконами.
— Мам! Смотри какой щенок! — вбегают мальчишки с лохматым псом. — Давай возьмём его дом охранять?
