– На стол подано. Идите суп разливать.
Катерина Петровна сначала было не хотела идти к столу, но потом вспомнила, что она назло мужу заказала к обеду отварного поросенка и жареную курицу, и ей очень захотелось посмотреть, какую муж скорчит физиономию, когда все это подадут к столу, а потому она отправилась.
Порфирий Васильевич, не дождавшись прихода жены, сам налил себе в тарелку супу и ел его. Катерина Петровна вошла в столовую, села к столу и тоже налила себе супу.
– Отчего сегодня суп не куриный? – спросил он. – Разве курицы не будет?
– Будет и курица, – отвечала она. – Я велела изжарить ее.
– Зачем? Я ведь просил сварить ее, чтобы был куриный суп, а сама курица на второе блюдо.
– А я не захотела этого.
– Странно. Вот характер-то!
Подали разварного поросенка на большом блюде. Порфирий Васильевич всплеснул руками.
– Это что? Это еще что? – воскликнул он. – Боже мой! Третье блюдо! Целого поросенка на двоих! Да вы в уме, Катерина Петровна? Для чего вы это сделали?
– Так хотела, – был ответ.
– Так хотела! Да разве это можно, чтобы целого поросенка! И курица будет?
– И жареная курица будет.
– Ах, что это! Ну как тебе не совестно, ну как тебе не стыдно! Мы вовсе не так богаты, чтобы по будням три блюда есть.
– Моя провизия. Отец эту провизию в подарок мне привез, так вам-то что же?
– Но нельзя же, милая, так роскошничать чиновнику, живущему на маленькое жалованье. Положим, поросенок разварной не пропадет, мы его можем и завтра, и послезавтра холодным есть, но курица, курица… третье блюдо. Сегодня три блюда, завтра три блюда, наконец, привыкнешь к роскоши, и уж потом трудно будет отвыкать. А я сдуру зашел в булочную и купил на пятиалтынный пяток сладких пирожков, чтоб тебя потешить. Думал, что одна курица на два блюда, так хоть пирожки сладкие прибавить. А уж теперь нет. Теперь после твоего озорничества я эти пирожки спрячу до завтра. Ведь ты это из озорничества такой роскошный обед заказала? – спросил Порфирий Васильевич жену.
– Так хотела, – послышался ответ, и Катерина Петровна, смотря прямо в лицо мужу, насмешливо улыбнулась.
– Уберите курицу к завтраму. Я не хочу ее есть, – сказал он кухарке.
– А я буду.
Катерина Петровна отрезала у дареной курицы ногу и стала ее есть, хотя есть ей вовсе не хотелось.
– Ведь ты назло, так и я буду делать все назло, – сказал муж и выскочил из-за стола.
– Да вы и так мне все назло делаете, – сказала она ему вслед.
Он отправился к себе в кабинет, она – в спальную.
«В восемь часов пойду Мохнатова разыскивать, – мысленно сказала себе Катерина Петровна. – В девятом часу он приходит домой из лавки». И стала ждать восьми часов.
Часы показывали только половину шестого. Время тянулось для Катерины Петровны ужасно долго. Она попробовала читать, но не могла и все посматривала на часовые стрелки и придумывала, как она пойдет к Мохнатову, что будет говорить. «А мужу скажу, что пойду к папеньке и маменьке чаю напиться, – решила она и вдруг задала себе вопрос: – А ежели он меня не отпустит к нашим? Впрочем, как он может не отпустить? Не может не отпустить. Я убегу. Но навязаться со мной вместе он все-таки может. А как я тогда попаду к Мохнатову? Надо будет удержать его дома во что бы то ни стало. А как удержать?»
И Катерина Петровна стала измышлять средства удержать мужа дома. Вдруг в голове ее мелькнула счастливая мысль, такая мысль, от которой она даже улыбнулась и вся оживилась.
