Леди. Ему до леди, как до Диоры. Босоногий олень, всегда державшийся от девчонок на расстоянии полета стрелы.
Зачем?! За что?! Куда вы смотрели, боги?!
Со злостью сорвал с головы салад – кожаный шлем долго крутился в воздухе, пока не исчез далеко в траве. Уалл молчал. Рванул на шее шнуровку плаща и принялся судорожно отстегивать наплечники…
– Останови лошадь, – посоветовал ассаец, – я помогу, сзади не дотянешься.
– Зря отказались от того чертового платья, – нервно вспомнил Ясиндол. – На меня смотрят, как на идиота.
– Никто не отказывался, – спокойно оповестил бывший оруженосец, похлопав по одной из сумок. – В Хвостике переоденешься.
На ясном небе – ни облачка. Шелестела луговая трава, колыхались цветы…
Все, как и раньше. И совсем другое.
– Все, Уалл? – тихо спросил, задавив судорожный спазм. – Я сдох? Ничто больше не будет прежним?
Друг вздохнул и не ответил.
Глава 2
В Хвостик приехали, когда уже начало темнеть. Енька устало повертел головой – солидные каменные дома в два-три этажа, остроконечные черепичные крыши, узенькие мощеные улочки, даже свечные фонари у крылечек. Вааль всегда почитался процветающим княжеством. Наверное, интересно, слюна должна капать…
Тускло. Безразлично.
Пусто.
Енька не мог представить себя в платье. Вообще. Напрочь.
'Добрая госпожа, позвольте вашу руку…' 'Милая барышня, осторожно, тут ступеньки…' 'Очаровательная гуаре, вы как весенний цветок…'
Тьфу. Блевать хочется.
Перережет горло первому же, кто посмеет назвать его 'цветком'. Или 'зайчиком'. Или 'пушистой рулью'…
Однажды вырядили девчонкой. Силой. Сто лет назад. Платье даже провисело на нем минут пятнадцать. Но даже в самых страшных снах не пришло бы в голову, что когда-то оденет сам…
Как дышать?!
Как?!!
Уалл притормозил у первой попавшейся лавки и спросил дорогу. В центре немало постоялых дворов, но им по карману только за пару медяков, самый дешевый…
Быстро темнело. В сумраке проскочили какую-то площадь, темнеющее большое здание, на развилке у трактира снова уточнили дорогу. Мутные завсегдатаи, в засаленных зипунах и сюртуках с нетрезвым интересом поглядывали на Еньку – внутри все больше росло раздражение. Он когда-нибудь сможет привыкнуть?
Через пару кварталов углубились в кривую улочку явно небогатой части городка. На низеньких крылечках смутно виднелись какие-то угловато-угрюмые тени, вместе с вонью нечистот и периодическими воплями бездомных котов.
Когда над крышами поднялась луна, наконец нашли что искали – низенькая приплюснутая деревянная развалюха, со слабо освещенными ступеньками. Но отдохнуть так и не удалось. У крыльца обмахивалась хвостами пятерка лошадей, в неярком свете отсвечивали латы:
– Миледи? – один из воинов в полутьме щелкнул перчаткой о бацинет. – Приказано доставить.
– Куда? – изумился Енька.
Лошади тронулись с места, понуждая к движению, – дробь копыт заполнила темную улочку. Ко всем прелестям последних дней прибавилось нарастающее ощущение беды…
Ждали? Из Берлицы оповестили?
Город пролетал расплывчатыми контурами домов, редкие прохожие испуганно жались к стенам. Ближе к центру встретился патруль городской стражи, почтительно уступил дорогу. Серьезно? Енька оглянулся на силуэты бойцов – в темноте на плащах смутно различались гербы…
Неужели проверяли все постоялые дворы?
Минут через двадцать выскочили за черту города, каменная мостовая сменилась на проселок, и по бокам черной стеной поднялся лес. А еще через десяток минут открылась залитая лунным светом громада замка…
