– Спать, а? – с надеждой попросил Енька.
– Не сейчас, – убил надежду садист, с опаской оглянувшись назад, – могут опомниться – лучше уйти со следа.
Свежий воздух немного остудил горячую голову.
Кто осмелится перечить владыкам Севера? С незваным обочником можно покончить щелчком: разве кто знает, что были в замке? Или где вообще затерялись, на просторах предгорий?
Енька резко приподнял голову. Показалось? Или кричали?
Выбрался из-под плаща, уселся перед кострищем и протянул руки – холодно. Огонь почти угас.
– Потух? – заворочался Уалл. – Прости, сейчас… – подскочил и зашуршал за деревья.
– Спи! – запоздало крикнул вслед Енька, но в ответ донесся только треск и хруст.
Серело. Тот предрассветный час, когда мир становится зыбким и бесцветным…
Вчера хватило сил только снять седло, устроить под голову и накрыться плащом, а ассаец успел собрать дрова, распалить костер и даже разложить остатки ужина. И всю ночь поддерживал огонь, пока Енька сопел без задних ног.
– Отдохнул? – появился из темноты, опустился на корточки и осторожно подбросил сухие ветки – маленькие язычки аккуратно принялись пробовать на вкус.
Передернул плечами, покрутил шеей – отдых такой себе… Раньше сон на голой земле переносился гораздо лучше.
Вздрогнул – снова далекий кошмарный вопль, четко и явственно.
– Льдица? – удивился Уалл. – Что она делает в этих местах?
– Серьезно? – насторожился экс-мальчишка, подвигая поближе ножны.
– Не пугайся, – усмехнулся ассаец, глядя в разгорающийся огонь, – не трогает тех, кто пришел не за кровью.
– Да ну? – не поверил. – Читает мысли?
– Скорее, запахи, – поправил бывший оруженосец. – Каждое намерение пахнет особо.
Уалл, конечно, был докой. Особенно в вопросах леса. Но темнота за деревьями не становилась менее угрожающе-подглядывающей. Льдица – кошмар охотников глубоких лесов…
– Возле моего ула жила парочка, – улыбнулся воспоминаниям ассаец, – он и она. Вылизывали мех друг дружке, а женщины даже оставляли еду, в деревянных плошках на камнях… – на суровое лицо набежала мечтательность, – и луки с масками грозы брали только охотники, когда отправлялись за добычей…
– Ну да, – скептически усмехнулся Енька, – говорят, где-то дружат даже с ворхами.
– Ворхов нет в обитаемых землях, – пожал плечами горец.
– Рассказывали, – поделился экс-мальчишка, – как в глухих верховьях Ведры наткнулись на большое поселение, уничтоженное духом дебрей. Трупы, щепы, разваленные дома…
– Ворх – это душа леса, – вздохнул Уалл. – Если страдает лес, то и ворх теряет душу. Лес здоров и богат – так же счастлив ворх. С ним не дружат, его почитают…
Один в один Мерим. В Семимирье огромно-быстрым демоном чащи пугали маленьких детей. А далеко за горами – почитали за хозяина леса…
– А уммы?
– Причем здесь уммы? – удивился ассаец. – Уммы – нежить, а не звери.
На севере верили, что уммы появились после тысячелетней битвы за Вайалон, далеко на юге. Когда в кошмарной брани сошлись величайшие маги обитаемых земель – дыбом поднялась земля, и упало-застонало небо. Тогда через изломы-трещины и пробралась плоть неживого мира…
А в раширских лесах, или у майского пресного моря, – из-за наших мыслей. Людская жестокость, ярость и бесчувствие рождает в недрах страшилищ, похожих на образы в голове.
Енька с рождения был прагматиком. Всегда верил только в то, что можно пощупать.
– Спи, умм, – Уалл уже забрался под свой плащ и сладко зевнул. – Пару часиков еще вполне-вполне…
