Через неделю армейские подразделения выступили в Густогай, поднимая густую завесу пыли на дорогах. Енька отправился вместе с ними, облачившись в свои облегченные изящные латы, и затянув пушаль вокруг бедер.
Глава 4
Выглядело серьезно. Величественно. Длинные колонны с пиками, бряцая латами и поднимая пыль, собирали всех крестьян в деревнях у дороги: «Куда? На нас напали?» «Говорят, новая княжна Густогай освободить хочет…» «От уммов? Божечки! Полягут!» «Тихо! Кажись, вон она сама, на лошади!» «Где?» «Вон, где дружинники… видишь?» «Батюшки! Молоденькая какая, краси-ивая…»
На дороге вся величественность и закончилась. В первой же попытке прочесать густогайский лес полегло четырнадцать человек – пара разъяренных роголобов смяла левый фланг, будто детскую игрушку. У Еньки ком застревал в горле, когда смотрел на изувеченные трупы под пропитавшимися кровью покрывалами…
Как тебе? Любуйся. По твоей вине.
Ваальцы не вмешивались, издали наблюдая за действиями местных армейцев.
Командор Демиссон собрал в своей избе всех майоров и сотников – не спали до полуночи, обсуждая и взвешивая силы. На утро заявился к Еньке:
– Ваше сиятельство, – сдержано поклонился. Наверное, даже в полыхающем доме флегматично поклонится и вежливо предложит покинуть помещение. – Мы все равно не охватим ширину массива целиком, – неторопливо разложил на столе огромную карту. – Недостаточно людей. Разрыв в цепи слишком велик.
Енька молча смотрел на карту. Зеленая зона дремучего урмана длинной полосой стлалась вдоль гор, взбираясь северным краем высоко на отроги.
– Предлагаете свернуться? – спросил наконец мрачно.
– Что? – удивился командир. – Ни в коем случае. Это война, – пожал плечами, – кто первый уступит, тот и проиграет. Мы предлагаем вот что… – двумя руками оперся о стол, разглядывая зеленую полосу. – Прочесывать лес частями. Цепи сделать двойными, на расстоянии пяти шагов друг от друга, и сократить дистанцию между звеньями. Тогда в случае прорыва повысится оперативность помощи от соседей.
Уалл за спиной Еньки косился на карту. Не имел права самостоятельно открывать рот при высоким дорне. Чего не скажешь об Айшике:
– Звери перейдут в уже прочесанные квадраты, – усомнился офицер. – Это как бесконечная игра в шахматы.
– Звери не шахматисты, лейтенант, – спокойно отшил полковник. – Охотники убеждены: основная масса уйдет в восточную марь, отдельные постараются прорваться к своим норам-берлогам. Но, – согласился, – будут и такие. Их придется отлавливать отдельным отрядам.
– Делайте, – прекратил спор Енька, глядя на карту. – Что угодно, лишь бы погибших было меньше.
Когда солнце поднялось над вершинами Идир-Яш – вновь застучали боевые барабаны. И длинные цепи, ощетинившиеся пиками, как суставчатая сколопендра, принялись вновь нырять в густую листву. На этот раз более плотно. И за первой авангардной линией, поблескивая на солнце надраенным железом, плавно двигалась вторая…
У опушки остановил коня и спрыгнул на землю.
– Ваше Сиятельство? – не понял Эйд.
– Думаешь, я буду сидеть и ждать? – огрызнулся Енька, ныряя в густую тень.
Стражники взвыли и дружно ринулись следом.
Прохладно. Сумеречно. Лесное эхо разносит грохот тамтамов и отрывистые отклики переклички: «Первый, второй, третий, четвертый…» Над кронами громко кричит растревоженное воронье. Ковер перегнившей листвы глушит шаги, колючий подлесок скрывает видимость до десяти-пятнадцати ярдов…
