Он кажется ещё жёстче, чем прежде. Его подбородок покрыт слегка небрежной щетиной — не той ухоженной, что он любил поддерживать, а дикой, колючей, как будто он забыл о себе.
И я ловлю себя на том, что вспоминаю… Как раньше могла провести по нему ладонью, ощутить шершавую теплоту кожи, как он перехватывал мою руку, целовал пальцы, когда ему не хватало слов.
Эти воспоминания врываются в меня, как ветер в открытую дверь, и я задыхаюсь от них, от этой боли, что вспыхивает в груди, горячей, невыносимой.
Теперь же я не знаю, о чём он думает. Но я знаю, что он хочет разговора.
А я не хочу. Не могу. Не сейчас, когда внутри меня всё кричит от волнения и неопределенности.
Всё это — ловушка. Пресса, его внезапное появление, теперь это. Он снова тащит меня в прошлое, в тот водоворот, из которого я вырвалась шесть месяцев назад, улетев из Москвы, чтобы спасти себя.
Я отворачиваюсь к окну, прижимаю ладонь к стеклу, холод пробирается в пальцы, но мысли продолжают крутиться, лихорадочно сталкиваясь друг с другом.
Почему он появился сегодня? Как узнал, что я вернулась?
Он всегда умел добывать информацию, но… зачем?
Что с ним было после нашего развода?
Где эта змея? Она исчезла из моей жизни, словно страшный сон, но… куда? Исчезла ли полностью? Максим не говорит о ней.
Как он вообще жил все эти месяцы?
И, наконец… Зачем, чёрт возьми, он полез в политику?
Максим Волков — человек, который всегда держался в тени, которому нужна власть, но не публичность. Теперь он — под прицелом камер, под чужими взглядами, под пристальным вниманием журналистов.
Почему?
Я чувствую, как от всех этих вопросов начинает болеть голова, как боль стучит в висках, отдаётся в затылке, и ребёнок внутри снова толкается, будто чувствует моё смятение.
Успокойся, зайка. Все будет хорошо
Но я не спрашиваю Макса ни о чем. Не хочу слышать его голос. Я его из своей головы гнала всеми способами!
Машина замедляется, плавно останавливается.
Я не двигаюсь.
Максим выходит первым, обходит машину, открывает мне дверь.
Молчит. Ждет.
Я не смотрю на него.
Не могу.
Я делаю вдох, но… когда ноги касаются земли…Каблук подворачивается. Ту же ногу, что я подвернула в Китае.
Глупо. Абсурдно. Будто кто-то сверху решил издеваться.
Я теряю равновесие, корпус резко подаётся вперёд, и в голове вспыхивает единственная мысль — чёрт, только не это!
Я беременна, мне нельзя падать, нельзя, нельзя!
Рефлекторно тянусь за дверцу, но не успеваю ухватиться, пальцы скользят по металлу.
Его руки ловят меня. Крепко. Уверенно.
Грудь прижимается к его груди, дыхание замирает, и на несколько секунд время останавливается.
Тепло его тела пробирается сквозь распахнутые полы пальто, его сильные руки держат меня так, будто я всё ещё принадлежу ему.
Я чувствую его запах — знакомый, родной, с лёгким оттенком свежести и терпкости, запах, который я знала двадцать лет, который остался в моих снах, даже когда я бежала от него.
Слишком близко.
Слишком… по-настоящему.
Он не спешит отпускать, и я чувствую, как бешено колотится моё сердце, как ребёнок внутри замирает, будто тоже ощущает эту близость.
— Осторожнее, — его голос низкий, чуть охрипший, и в нём звучит что-то, чего я не хочу слышать.
Он говорит это так, будто ему не всё равно.
Я быстро моргаю, приходя в себя, пытаюсь вырваться из этого тепла, из этой ловушки его рук.
— Отпусти, — мой голос звучит не так твёрдо, как хотелось бы, дрожит, выдаёт меня.
