— Мне кажется, что тебе сейчас ещё стоит немного полежать и отложить сворачивание гор на другое время. А прямо сейчас тебе нужно поесть. Я принесу, — улыбнулась я ему в ответ и поднялась.
Он перехватил меня за руку. По руке снова прошлась волна тепла.
— Спасибо тебе, Крис, — прошептал он, глядя мне прямо в глаза. — Ты спасла мне жизнь.
И поцеловал мои пальцы. Руку снова пронзило волной. Я почувствовала, что краснею. С огромным трудом я преодолела дикое желание кинуться ему на шею, рядом с ним было так уютно. А я была так рада, что он наконец пришёл в себя. Его мимолётные прикосновения вызывали во мне бурю эмоций. Удивление. Восторг. Комфорт. Мне не хотелось отходить от него. Даже когда он лежал в беспамятстве. Даже просыпаясь по утрам в его объятиях, пусть неосознанных.
«Да что это такое творится со мной? Крис, прекрати вести себя, как школьница на первом свидании», — меня злило то, как моё тело и мои эмоции реагируют на этого малознакомого человека. Пусть и очень симпатичного. Невероятно симпатичного и, почему-то, невероятно притягательного для меня, мужчины.
— Любой нормальный человек попытался бы сделать тоже самое, — максимально отстранённо сказала я, мягко освобождая ладонь из его руки и улыбнулась. — Лежи, я принесу тебе поесть.
Аппетит у Марка был поистине волчий. Он съел кашу, отварное мясо, что осталось от варки бульона. Я нашла плоды похожие на картошку и сварила ему их, размяв в пюре.
— Не думаю, что тебе сейчас можно столько много есть. Ты несколько дней лежал в беспамятстве, и я тебя только бульоном кормила. Желудок может взбунтоваться, — с сомнением пробурчала я, отбирая у него третью опустевшую тарелку.
Я вспомнила, как сама лежала в больнице после операции и несколько дней врачи не разрешали мне есть что-то кроме бульонов и жидкого овощного пюре.
Я нахмурилась от набежавших воспоминаний. Мне тогда было двадцать два, и я собиралась замуж за Эдика, самого завидного жениха нашего универа. Мы уже больше года жили с ним, в его квартире. Мой папа был против этого брака, считая, что Эдик та ещё скотина. Но я его тогда не слушала, а зря.
Мама Эдика, Изольда Мироновна, очень высокомерно и снисходительно относилась ко мне, считая, что я не пара её кровиночке, а так, просто девка, для согревания его постели. Она постоянно приходила к нам и поучала, что и как я не так делаю. Что "это Эдичке не понравится" и всё в таком духе. Когда я забеременела и сообщила своему жениху эту радостную, как мне казалось, новость, витая в облаках и мечтая о нашей счастливой семейной жизни.
О том, как мы с малышом будем ждать нашего папу с работы, как он будет играть с нашим сыном в футбол и ходить на рыбалку. Эдика такой поворот не очень впечатлил. Я поняла это по его кислой физиономии, что особой радости он не испытал от этой новости. Мне было больно осознавать, что наш ребёнок Эдику совершенно не нужен. А значит, не особо нужна и я.
Но пыталась бороться за нашу семью. Одна. Игра в одни ворота никогда не даёт нужного эффекта. За любовь должны бороться только оба. Но тогда я этого ещё не понимала. Не знала многого, иначе вообще с первой нашей встречи бежала бы от него как можно дальше. Но Эдик был тогда настойчив. А потом ему было удобно держать меня при себе. Бесплатная домработница, прислуга, кухарка. Ещё и грелка его постели.
Его мамаша вообще как с катушек съехала от известия о моей беременности. Она фурией прилетела к нам домой, и начала буквально требовать, чтобы я пошла на аборт. Я не соглашалась, я хотела ребёнка от любимого человека. Она же кричала, что это свяжет руки её сыночку. Что его ждёт прекрасная карьера, а ребенок и я, как нахлебники, не дадут ему нормальной жизни. И вообще рано ещё ей становиться бабушкой.
