– Э-э… что-то устал я сегодня… – вымолвил падишахи и, сотрясая постель, полез к краю.
Он завязал обратно штаны и опустил тунику, накинул кафтан и с нервозностью направился скорее на выход.
– Отдыхай… уже поздно… – пробормотал он перед уходом.
Как только босое шлёпанье падишаха утихло и коридор опустел, Калияни поднялась на постели и вдруг захохотала.
– Благодарю вас, Боги… – произнесла она, сложив вместе ладони у лица.
Появилась удивленная Сурайя и опасалась плохого исхода, коли великий падишах убежал как ошпаренный.
– Что случилось, госпожа? – тряся расставленными руками, в ошеломлении спросила помощница.
Однако веселый вид девушки озадачил.
– Что-то не получилось?.. – смекнула Сурайя, поведя бровями.
– Великий падишах ‒ он только на своем троне… но не в постели… – сыронизировала госпожа.
Помощница слышимо ахнула как на слова, так и на курьез. Она присела на край и решила тихонько поделиться:
– Я слышала, что падишах стал редко приходить к женам и даже к любимой Нур… Служанки шептались о возрасте повелителя, который дает о себе знать…
– Так и есть… – четко подтвердила Калияни и не чуть не печалилась.
– Но госпожа, я волнуюсь, что, не имея возможности быть с вами в постели, падишах может потерять интерес…
На это девушка ухмыльнулась и ответила:
– Я ведь не зря развиваю в себе талант петь на арабском и персидском… А там научусь еще чему-нибудь…
Сурайя вздохнула и пока опасалась разделять воодушевление госпожи.
Новым днем в покои пришла служанка Малики и от ее имени пригласила Калияни на женскую половину дворца, где проходит веселье. Девушка непременно согласилась. В большом саду собрались жены падишаха, его дочери и, соответственно, невестки. У падишаха было два взрослых сына: старший Алауддин и младший Басир. Второй родился от главной наложницы, трон ему не светил, однако падишах неформально даровал ему титул «шахзаде», то есть принца. По пути Калияни уточнила у Сурайи, почему сына два, а невестки три…
– У падишаха был еще один самый старший сын, но он умер в походе от заражения крови…
Девушка поняла и выказала печаль.
– А вдова может снова выйти замуж? – решила поинтересоваться она.
– Может… Аллах разрешает, – поведала помощница.
– А в индуизме жена предана мужу и после его смерти носит траур до конца дней. Вдова может уйти служить в храм или даже совершить обряд «сати», – делилась госпожа.
Сурайя поинтересовалась, что такое «сати».
– Это самосожжение вдовы…
Помощница пришла в шок от столь чудовищного обычая.
– Не дай Аллах такого… – прошептала она.
Калияни вошла в сад. Женщины и девочки сидели в образованном кругу, играли музыканты, среди них женщина и евнух. А в центре танцевали несколько женщин. Сурайя шепнула, что та, на которой зеленый роскошный кафтан, – любимая дочь падишаха Ша̀хия, а вторая – его пятая жена, на вид средних лет.
– Хабиба-бегум Сахиба прибыла, – пояснила для всех Сурайя.
Разглядывание вновь напрягало Калияни, благо подошла Малика и повела подружку за руку присесть возле нее. С другой стороны сидела Суфия и уважительно поприветствовала. Девушка ответила тем же, в том числе для всех. Танцующие кружились, извивали руками и даже качали бедрами. Сидящие хлопали в ладоши, кто-то пел. В руке Шахии был звенящий бубен, которым она умело трясла. Служанка поставила возле Калияни блюдце со сладостью, девушка немного расслабилась. Среди всех отсутствовали Нур и Гулаба.
