– Мне пора, – вздохнула я, переходя через привокзальную площадь мимо чебуреков. – Когда у тебя поезд?
– Я тебя провожу, – сказал он на пути к моей трамвайной остановке…
Трамвай спешно приехал: Даня, конечно, уже заждался.
Было ещё не темно и уже не светло – моё любимое время. Из-под туч вытекло варенье, кажется, малиновое. Буду знать, чем лечить горло, если заболит или если сорву голос, объясняя первому курсу сослагательное наклонение. Для Дани у меня варенье в специальной баночке, на небе такого нет.
Трамвай с номером отличника – точнее говоря, отличницы, вёз меня к Дане. Талон оказался счастливым, даже было жаль его компостировать.
Я села у окна, а значит – вышла из поезда и пошла через привокзальную площадь, мимо продавщицы чебуреков, потом мимо санаториев, потом кинотеатра – к моему дому, в котором было прохладно, несмотря на жару. Туда, где ходики тикают – будто колёса трамвая-поезда стучат на стыках, увозя меня в город с загадочно красивым женским именем.
Чем любимее город, тем меньшего в нём своего, чужого тебе, – и тем больше созданного тобой. А в самых нелюбимых – твоего ничего нет. Ты не приложила к нему руку, мамин значок не подходит к его улицам, не умеющим пахнуть сухими листьями, и песню о миледи д’Арбанвиль там не услышишь, сколько ни прислушивайся. Зато в любимом городе прислушиваться не нужно, всё слышно само собой.
Здесь мы когда-то играли в «Автобус». Впрочем, игра в тот раз была в одни ворота: у меня интерпретации не было, она была только у него. В том автобусе были мы с ним: сначала я одна, потом зашёл Вадик. Всё просто: пришёл к нам, не позвонив и не купив цветов. Саша сказал, что я ушла на работу, хотя сегодня воскресенье, и он сел в первый попавшийся автобус – хорошо, что без цветов. Я сидела у выхода, в лодке с послушными, как две нелёгкие пушинки, вёслами, и люди, иногда, со всплесками, проплывающие мимо, казались удивительно не такими, как когда ты – среди них, и медузы были отстранённо безопасны.
В автобусе было несколько человек, все с траурными цветами. Люди мешали плыть нашей лодке, осуждающе и пристально смотрели на нас, ведь у нас единственных не было цветов. Если у тебя нет чего-то, что есть у всех, то это так же плохо, как если у тебя есть то, чего ни у кого другого нет. Мы с Вадиком рассмеялись пришедшему нам в головы афоризму и поспешили от них в кафе – чуть выше улицы Пигаль.
А расстояние никуда не делось, даже не сократилось. И люди изредка всё проплывали и проплывали.
Небо было ясным, как ответ на непростой вопрос.
Поезд подкатил, попыхивая, словно великий сыщик трубкой. Я неторопливо поспешил в вагон. Вернуться домой хотелось, но – не торопясь. Интересно, в этом СВ полки – рядом или одна над другой? Хотя какая разница, когда едешь один.
Через несколько дней лето покатится перекати-полем – попробуй останови. Положи, как советовал герой из моей любимой книги, каждый день на музыку, преврати свои дни в сонеты. Конфетная метафора, но Ане почему-то нравится. Дням нет до тебя дела, нет дела до твоей.
– Билетики приготовили.
музыки. Поезд отстукивает привычный ритм, и где-то Кэт Стивенс подпевает ему.
– Чай брать будете?
о том, что не надо бы уезжать, но если хочешь уехать – разве я смогу остановить тебя? Только будь осторожна и не слишком доверчива… Перевод, конечно, тот ещё, у Ани получилось бы намного лучше. В следующий раз обсужу с ней – Нет, я ездил в гости.
