– И что с ними такого? – спросила Арлетт.
– Представьте себе, что все говорило о том, что манускрипты очень древние, как и все остальное. Такой вывод очевиден. Но вот на картинках были изображены различные, как бы выразиться… персонажи и всевозможное сатанинское отродье именно в том виде, каком мы привыкли их изображать. Понимаете?
Ретагор сложил руки на груди, как всегда делал, когда вел серьезный разговор.
– Вы будете удивлены, дорогой Харник, но и здесь я ничего странного не вижу. Просто следует сменить причину и следствие и тогда…
Харник рассмеялся и чуть не захлопал в ладоши:
– Вы схватываете на лету! Верно. Проще представить, что это мы, наши изобразители позаимствовали эти персонажи из древних манускриптов для придания противникам Бога некие образы. Но и тут не всегда гладко. Дело в том, что наряду с привычными уже нам изображениями Сатаны, чертей и прочей нечисти, были там и те, которые монахи видели впервые. Почему их нет в наших древних летописях? Ни описаний, ни изображений? Откуда такая избирательность?
На некоторое время воцарилось молчание. Ретагор покачивал головой, Арлетт смотрела на него, а Харник, судя по виду, был явно доволен тем, какое впечатление оказал рассказ на его новых знакомых.
– И что было дальше? – спросил наконец Ретагор.
Харник подлил себе новую порцию эля.
– Все документы были отправлены в Рим. Однако это произошло в неудобное для Папского престола времени. Но в удобное, как выяснилось, для нас, – добавил Харник, усмехнувшись. – Дело в том, что в это время полным ходом шла подготовка к избранию нового Папы. Поэтому какие-либо новые дела были совсем некстати. И поэтому документы со всем прочим были отправлены обратно для исследования. Вместе с целой группой священников. Постепенно фактически на месте старого храма была воздвигнута сначала церковь, затем целое поселение. И цель была одна – изучение найденных артефактов. Рим периодически получал отчеты о проделанной работе, но связь постепенно становилась все призрачнее и слабее. Прошло еще немного времени, и мы вовсе оказались предоставленными сами себе. И произошло это, признаюсь вам, друзья, отчасти не без нашего участия, – Харник довольно улыбнулся.
– В каком смысле? – спросил Ретагор.
Харник сцепил пальцы в замок и пристально посмотрел перед собой. На миг Ретагору показалось, что тот задумался, стоит ли продолжать разговор, но мягкий голос Харника раздался вновь.
– При очередном расширении Хунтеханта, точнее, его первого, основного корпуса, мы наткнулись на три ранее замурованные комнаты. Две из них удалось открыть, третью – нет, потому что там не нашлось ничего похожего на дверь, а ломать стену не решились.
– Почему? – вставила Арлетт. Последние слова явно ее заинтересовали. Ретагор скосил взгляд на нее и украдкой усмехнулся – как и большинство людей, ее больше всего занимают тайны и загадки.
– Тут, милая барышня, я не смогу ответить вам коротко, а чтобы ответить подробно… э-э, для этого нужно слишком много времени и слишком много внимания. Если понадобиться, к этому мы вернемся, ладно? Хорошо. Я продолжаю. Одна из комнат оказалась пустой, другая – на первый взгляд тоже. Но только на первый взгляд. В подполе мы нашли ларец…
– Ага! – не удержался от восклицания Ретагор. – Вот мы и добрались до ларца!
Харник немного растерянно моргнул:
– Д-да. Ларец. Ты его видел и знаешь, что открыть его невозможно. Посовещавшись, мы решили отправить его на экспертизу в Рим.
