Мы, рыча и хрипя, покатились по земле. Несмотря на усилия, достойные штангиста на чемпионате мира, мне не удалось сразу разжать хватку безумной девицы. И, если бы не занятия вольной борьбой, то я бы навсегда остался лежать в прерии. Вряд ли мне устроили бы воинские похороны под троекратный залп почетного караула.
Я прижал мексиканку коленом к земле, вывернулся и резко выкрутил ее руку за локоть – жестокий болевой прием. Она пронзительно взвизгнула и отпустила мою многострадальную шею. В конце концов мне удалось крепко связать мексиканку обрывками веревок. Девица извивалась, как обезглавленная змея и хрипела, скрежеща зубами:
– Краснокожие выродки! Вы не получите меня никогда! Смерть! Смерть!
Забористые же кактусы растут в прериях Техаса!
Связанная красавица затихла, словно смирилась со своей участью. На самом деле она, кажется, уснула – глаза сомкнулись, рот приоткрылся, обнажив мелкие зубы. На всякий случай я оттянул ее веко и нажал сбоку на глаз. Зрачок остался круглым. Значит, жива. Что ж, проспаться бывает нужно не только после виски.
Обитатели рощи возобновили концерт, прерванный стрельбой. Даже здесь, в поле, от воплей, стонов, воя и мяуканья по телу пробежала нервная дрожь. А ведь я не из робкого десятка!
Далеко в залитой солнцем прерии заклубилась серая пыль, из которой вырвались темные точки. Я поднял бинокль и вздохнул с огромным облегчением: полсотни всадников, терзая коней шпорами, мчались по мою душу. Или, вернее, по души недавно упокоенных мной индейцев.
Через несколько минут до меня донесся топот копыт и во главе отряда я разглядел Джоша Сансома.
– Ты?! – надсмотрщик едва не свалился с коня. Он спрыгнул на землю и бросился к лежащей на траве мексиканке. За ним, расстегивая на ходу сумку, спешил маленький человек с умным и одновременно хитрым лицом – военный врач из форта Индж.
Отряд окружил меня. Я оглядел пеструю толпу – грубые и аристократические лица, простая и вышитая золотом пропыленная одежда; наверное, Сансом собрал всех, кого смог найти – от плантаторов до охотников. С ружьями за плечами, с револьверами и ножами длиной в руку, эти головорезы любому злодею популярно объяснили бы его неправоту. И сейчас они сурово, но не враждебно смотрели на меня, иногда бросая взгляды то на своего предводителя, то на убитого мной коня, неподвижной тушей валяющегося чуть поодаль. Двое всадников поскакали ловить разбежавшихся по прерии лошадей.
– Жива! – заорал Сансом так, что дикие обитатели рощи разом умолкли. Даже мой «Гаранд» не мог бы произвести на них большее впечатление. Стало настолько тихо, что я услышал, как жужжит запутавшийся в траве шмель.
– Ну и тормоз, – вырвалось у меня. – Мог бы и спросить.
Сансом с сочувствием посмотрел на меня:
– Вам, Ральф, надо сменить форму. Воротник жмет. Кто вас так отделал?
Я указал на мексиканку, над которой колдовал доктор.
– Она кинулась на меня, как тигрица, защищающая котенка. Едва отбился. Думала, я – индеец. Это все кактусы.
Я подробно рассказал все, что здесь недавно произошло, и прибавил:
– Поздно, Джош, слишком поздно. Вы все равно бы догнали команчей только у вигвамов, если бы рискнули сунуться на их территорию.
Сансом схватил меня за руку:
– Знаешь, я назвал тебя трусом – там, в гасиенде. Беру свои слова назад. Если ты не принимаешь мои извинения, я готов драться с тобой любым оружием на твой выбор.
Так, незаметно друг для друга, мы перешли на «ты».
