– Вот, – сказала Нада, – а из букв могли взойти подсолнухи. Альтернативы солнцу.
– Подсолнухи – фонари?
– Думаю, да.
– Ну так что ж, пусть будет так. Каждый фонарь мечтает стать солнцем.
– Конечно. И это происходит везде. Просто когда фонарь начинает разрастаться и дарить лето зимой, появляется хулиган и гасит его кирпичом.
– Зачем ему это?
– А потому что хулиган правит миром, и ему ни к чему перемены.
– Он кидает кирпич в лицо Цою?
– Конечно. Барышня и хулиган. Мир сейчас – это война Маяковского и Цоя. Битва меж ними. Один основал Советский Союз, другой разрушил его.
– Не только они одни.
– Понятно, но оба – главные.
– А я подумал, что если разрубить надвое льва, то две гиены побегут в разные стороны, оставив на песке лужицу крови.
– Лужа – это заплатка.
– Лужа – шпион океана. А ногти и когти – клювы. Не кисть, а пять птиц.
Мага замолчал, чихнул, сжав пальцами нос, проводил Наду и забурился к себе. Посмотрел телевизор – старый, пузатый, толстый, откормленный, с перевариваемой пищей внутри – с сосисками, пивом, яичницей и зеленью, – и уснул.
На следующий день он, после пробежки, завтрака и душа, пошел на свидание с Кэт, хоть это и было интервью. Она уже ждала его на аллее. «Совсем еще девчонка. Ну ладно. Не в возрасте дело. Много лет – много пищи, годы – еда, кто живет долго, тот обжирается. А после сует два пальца в рот и блюет. Ерунда. Заново начинает есть. Заново начинает жить. Жить – это есть». Они поздоровались и сели на лавку. Кэт включила диктофон.
– Скажите, – сказала она, – почему вы решили писать про Карабах?
– Трудно сказать что-то одно, комплекс причин, но главная состоит в том, что Карабах центр мира, в нем заключены тайны жизни и смерти, тайна бессмертия. В нем сокрыта тайна Иакова и его борьбы.
– Какие писатели оказали на вас влияние?
– Больше философы, а писатели – Цой, Кобейн, Меркьюри. Они писали строки – ряды в зале, концертном.
– Люди – их тексты?
– Теперь разрозненные их книги ходят на работу, ездят в машине и пьют вино и коньяк.
– Давно вы пишете?
– Двадцать примерно лет.
– Много, знаете как. Пишете постоянно?
– Нет, путешествую, смотрю мир.
– Вы пишете свои тексты в кафе?
– Пока нет, но хочу. Кофе, сигареты, письмо.
– Романтично, вы знаете. Сколько времени у вас уходит на книгу?
– Бывает – год, бывает – три месяца.
– Считаете?
– Так кажется.
– Не пробовали писать на другом языке?
– Изучал армянский – не вышло. Русский родной.
– Отлично. Пишете только романы?
– Нет, не только они.
– Трудно писать, понимая, что литература сейчас на отшибе?
– В наших силах вернуть ей центр.
– Думаете?
– Уверен. За то, что сейчас никому не нужно, завтра может начаться бойня.
– Интересно. Литература что дает человеку?
– Космос.
– Не телескоп?
– Телескоп – ручка, из который в глаз стекают чернила – черный-пречерный космос.
– Печорина вспомнила.
– Да. Он черен, поэтому ему нет места среди белых.
– Как проходит ваш день?
– Кофе, сигареты, прогулка, работа за нетбуком или смартфоном.
– Много в день пишете?
– Нет, редко такое, две-три страницы.
– Близок ли вам Есенин?
– Трудно сказать, поэмы после революции очень круты у него. Видимо, небо раздвинулось в 1917 году и стали возможны открытия и откровения. Там есть место и космосу.
– Космос – это ведь то, что вырвалось из головы человека?
– Да, скорее всего, и не исключено, что он вернется обратно.
– В уменьшенном виде?
– Он пасся.
– Есть советы писателям?
