Небо на троих (сборник) - страница 14

– И что?.. – Я буквально опешил от его признания.

– И ничего. Все есть, как есть: справедливо все. Не в отказ же теперь идти:

все что просил – получил. О чем еще просить, чтобы назад все вернулось – ему маету, мне жизнь беззаботную?.. Глупо.

Мы замолчали. Он, видимо, потому что все сказал, я – просто потрясенный свалившимся на меня признанием.

Холодными осенними вечерами часто задумываюсь – отчего такой повышенный интерес к нему. У меня. У тех, кто заходит к нему время от времени выпить?..

Может быть, он – живое напоминание того, что не все в жизни всегда гладко и однозначно, любой из нас может оказаться на его месте. Возразите?.. Я промолчу.

О другом – разговаривая со Всевышним, особенно, когда что-то просите у Него, обдумывайте свои просьбы, пожалуйста, даже, если они вполне искренни и идут от самого сердца. А если уж точно надумали просить, – потом не раскаивайтесь, не ищите виноватых. Их нет. Просто так все устроено в этом мире.

Отчего у меня мысли такие, тоска эта?.. Может просто осень остаточная дотлевает. А может что еще… Снег, слава Богу, лег и укрыл все лишнее. Теперь – белизна в окне необыкновенная, ослепительная. Только рябина.

Осень запозднела быстро, точно торопилась куда. Казалось, вчера ещё стояло золотое бабье лето, когда листья на тополях не совсем опали, но воздух уже отстранённо-прозрачен, и небо глубокое, синее, торжественное небо. А поутру нынче, заложило всё кругом чем-то тяжёлым, свинцовым, низким. Холодно, и дождь моросит мелкий, противный, не прекращается. Вот уже и в дом промозглость проникла, и в душе – холодно, неуютно.

Несмотря на непогоду, сегодня, как обычно, Валентина Сергеевна с утра чайник чистит. Чайник – старый, вместительный, с массивной черной ручкой, когда-то красивый, блестящий. Только сейчас, глядя на него, об этом даже и вспоминается-то с трудом, поверхность толстым слоем копоти покрылась, а внутри – накипь на стенках. Чистить его, конечно, дело бесполезное, вроде немного оттёр, даже какой-никакой блеск будто бы проявился снаружи, но – вскипятил в нём воду разок, и снова он тёмный, закопчённый, неприглядный.

Однако Валентина Сергеевна чистит. Сначала снаружи содой оттирает, потом кипятит с яблочными шкурками, при этом накипь внутри от стенок кусками отваливается. Потом сливает воду, ополаскивает чайник, и снова трёт его снаружи содой. И так – изо дня в день.

Дочь постоянно Валентину Сергеевну за это упрекает, – Чего ты, мам, трёшь старьё это. Давно выбросить пора! Гляди, уж скоро дыры прошоркаешь. Есть же новый чайник, электрический, мы ж тебе его на день рождения и подарили… Зачем тебе этот-то!?

– Да привыкла я к нему как-то…

Дочь не понимает, молчит. А ей действительно жалко, этот чайник – родительский, она его ещё из Чапаевска с собой привезла, когда сюда после техникума по распределению приехала.

Частенько вспоминает Валентина Сергеевна, как техникум окончили, как гуляли с подругами, с парнями-сокурсниками вдоль берега реки, окончание отмечали. Вина немного выпили, не без того, как-никак взрослые уже – дипломированные специалисты!

Валя тогда во второй раз в своей жизни вино попробовала, первый – на Новый год родители ей шампанского налили немного, так тогда она даже не поняла.

А тут – дипломы! Никто их не контролировал, и она как-то быстро захмелела. Голова приятно кружилась, язык смешно заплетался, говорила много, правда, то и дело перескакивала с одного на другое. О том говорила, что теперь новая самостоятельная жизнь у них начинается, как это здорово… скоро она в Сибирь поедет на строительство нового химического комбината, сама на распределении напросилась…