Майор НКВДешник улыбнулся, и выдержав паузу сказал:
– Ты себя в зеркало видел? Что ты босяк куражишься передо мной, словно вошь лобковая на гребешке? Я тебе что, дешевый фраер!? – спросил майор, видя как Фирсанов, перед ним изгаляется.
– А че!?
– А не че! Хер тебе через плечо! Ты сопляк, когда еще мамкину юбку держал своей ручкой, я уже банду братьев Левашовых громил…. Да и батя твой – «Гнусавый» был здесь на «киче» в авторитете…. Базарить с настоящими ворами намного приятней, чем с дворовой шпаной…. Если бы твой подельник, не был «Шерстяной», то сидел бы ты сейчас в семь шесть, и кукарекал бы на параше, как живой будильник…. А так гонор из тебя воровской попер! А ведь ты Фирсан, не вор, ты скорее будешь «бакланом» в лучшем случае….
– Обоснуй начальник! А то я сейчас…..
– Ты сейчас можешь угодить только на карцер. Посидишь на «киче», на воде и хлебе, вот тогда и поймешь, что с кумом дружить нужно, а не лаяться. Я чуял, что тебя «Шерстяной» сделал паханом?
– Ну, было! – коротко ответил Фирсанов.
– А ты знаешь, что все положенцы с нами дружат?
– Ты че начальник, туфту гонишь? Я в твои байки не верю! Чтобы блатные на кума шпилили, да мусорам стучали, как суки лагерные? Че – то тут ты фуфло толкаешь, – сказал Фирсанов, пыхтя папиросой.
– Тебя стучать никто не заставляет, у нас своих стукачей хватает, а вот махновщину пресекать, это уже браток твоя забота…. Сам «Шерстяной» тебе зеленую дал…. Так вот и уважь вора, делай то, что он просит. Мужика не гнобить, поборами не заниматься…. Петухов не обижать…. Да и с суками и козлами на ножах не сходиться…. А то и они могут пырнуть в бане в кадык, как ты Синего–хрен оклемаешься. Что думаешь, я не знаю, кто ему заточку в глотку воткнул?
«Синий, сука продал», – подумал Фирсанов и тут же сказал. – А не хрен было ему мою матушку вспоминать! Вот и нарвался сука на заточку….
– Не в Синем, дело, Фирсанов! Ты теперь преемник вора на «Американке», теперь тебе суждено с босотой рамсить…. Я не хочу, чтобы тебя в зоне на заточки за «махновщину» подняли и за беспредел спросили….
На какое-то время Ферзь задумался. В словах мусора была заложена истина, от которой ему уйти было невозможно. Не смотря на свои восемнадцать лет, он уже имел положение в тюремной иерархии, что давало ему перспективы карьерного роста в настоящие воры.
– Я понял тебя, начальник, – сказал Фирсанов и, взяв со стола пачку «Беломора», сунул ее себе в карман.
– Для начала хочу тебя предупредить, что сученые тебе жизни не дадут. Так, что подтягивай к себе «торпед с огромными кувалдами», которые масть воровскую охранять будут…. Для меня ведь самое главное, чтобы вы на корпусе не баловали. А когда на этап, на зону пойдете, то там дело конвоя…. Они долго не цацкаются, за малейший косяк, пуля в лоб и на «цвинтар» с номером уголовного дела на пятке, понял?
– Блефуешь, начальник! Я по базарам знаю, какая жизнь на зоне! «Шерстяной» в Магадане «рыжье» мыл! Там, за хороший кусок «рыжухи» и пайка баланды двойная и срок косят на треть….
– Косят, косят, да только «козлам» и «мужикам», а такого блатного брата, как ты держат в отдельных бараках…. Вам же ворам работать «впадлу». Вот только тем приписочкам, по трудодням, которыми вы раньше занимались, и за которые вам срока резались – конец пришел…. Работяги, теперь, от воров и блатных, в других бараках «чалятся», и пахать на вас не хотят….
