Небо нашей любви - страница 44



– Открывай, же – сука, – вновь послышался голос, и дверь загудела под натиском разъяренных чекистов.

Валеркина мать приподнялась с пола и с каким-то отрешенным и смиренным видом, открыла стальную задвижку. Дверь с грохотом распахнулась, чуть не расплющив Валерку о стену.

– Краснова Светлана Владимировна, ты? – спросил мордатый НКВДешник.

В ту секунду от него дурно пахло луком и перегаром деревенской сивухи, которую, судя по всему, он пил буквально перед тем как арестовать Светлану.

– Да! – ответила Краснова.

– Почему так долго не открывали? Что, прятали улики!? Шифровки в печи жгли?

– Мы уже спали, нужно было одеться, – сказала мать, более спокойным и ровным голосом.

– Панфилов, глянь голубчик на кухню, может, они какие «вещдоки» в печке палили? Эти контрики на все способны!

– Есть, товарищ капитан, – сказал молодой чекист и, оттолкнув Краснову, скрипя и сапогами по паркету, вошел на кухню. Он заглянул во все углы, не исключая и помойное ведро.

Тем временем капитан НКВДешник, скинув с себя плащ–накидку, повесил ее на вешалку и, посмотревшись в зеркало, улыбаясь, сказал:

– Вы нас не ждали, а мы приперлись! Ну, хозяйка, показываем, где у вас антисоветская литература лежит, где оружие спрятано и иностранные денежные знаки и аппаратура для связи с резидентурой?!

Он схватил Светлану за предплечье, сопроводил ее в комнату и толкнул вперед себя. Наугад, нащупав рукой выключатель, чекист включил свет, и заставил мать и сына сесть на диван.

– Ну, шо, господа шпиены, контрреволюционеры, троцкисты – утописты будем собирать вещички, – спросил капитан, ерничая над горем.       – Вот полюбопытствуйте мадам, это так сказать мандат на ваш арест, – сказал чекист, и, поставив перед Светланой стул, уселся перед ней, показывая торжество власти.

Он достал из галифе папиросы и, дунув в гильзу, прикурил от немецкой бензиновой зажигалки. В тот миг Валерка вспомнил эту зажигалку. Эту зажигалку после футбольного матча с легионом «Кондор» подарил отцу один из немецких летчиков, и спутать ее было нельзя. На ней красовался имперский орел со свастикой в когтях.

– Так, граждане арестованные собирайте вещички! Два комплекта нижнего теплого белья, ложка, миска, кружка. Можно не скоропортящиеся продукты в виде сала и копченостей. Можно, мыло, одеяло и сухари, – говорил НКВДешник, словно по-заученному, наполняя комнату табачным дымом.

Из кухни в комнату вошел лейтенант. Он с треском откусил наливное яблоко, которое взял там без спроса с кухонного стола и, чавкая, сказал:

– Егорович, нет там ни хрена – никаких документов! Печь не топлена! Все чисто.

– А откуда им там взяться, дурень! У них два месяца назад обыск был. Ты че, летеха, вообще ничего не усекаешь? Ничего, обвыкнешься, салабон! – сказал капитан, продолжая куражиться над Светланой.

– А, а, а, понял, – ответил лейтенант. – Это типа такой маневр! Пока я Егорович, на кухне мусорные ведра шмонаю, вы тут товарищ капитан, по золотишку да по ассигнациями специализируетесь!

– Брось нести околесицу! Сядь – не мешай работать, – сказал старший.

Лейтенант, откусив яблоко, уселся рядом со Светланой, и демонстративно закинув ногу на ногу, бросил на пол перед ней огрызок, и сказал:

– Че сидишь – овца? Собирай, манатки, на «кичу» поедем, клопов кормить.

В груди Валерки в тот миг, словно разорвалась граната. Ему так захотелось залепить этому холеному сатрапу ногой прямо в его наглую физиономию, но он еле сдержал свои эмоции, не поддаваясь на провокации. С чувством ненависти, он крепко сжал зубы так, что бугры мышц, зашевелились на его скулах. Закипая от злости, и не говоря, ни слова, Валерка нагнулся и, подняв злосчастный огрызок, с силой сжал его в кулаке.