Небо нашей любви - страница 45

– Давай, давай щенок! Чистота – это залог здоровья, – сказал лейтенант с непонятной ненавистью к обитателям этого дома, будто в тот миг перед ним были не граждане страны советов, а заклятые враги и предатели.

– Ты Панфилов, особо не зарывайся! Дай даме спокойно собраться! Чай дорога ей сегодня дальняя – в казенный дом. Пусть соберет вещички, как полагается, а то накатает жалобу Фатееву, будут нам потом и премиальные, и кубари на петлицах.

Видя, с каким пренебрежением чекисты обращаются к матери, Валерка с такой силой сжал в руке огрызок, что раздавил его. Остатки мякоти просочилась сквозь пальцы.

– О, о, о, Егорович, глянь на пацана! Сейчас в драку бросится шкет! Прыщ плюгавый….

– Угомонись, Панфилов! Мальца не трогай, ведь она ему мать, – сказал старший. – Пепельница хоть в этом доме есть? – спросил он, обращаясь к Валерке.

Краснов поднялся с дивана и прошел на кухню. Вернувшись, он поставил отцовскую пепельницу сделанную солдатами из латунной гильзы артиллерийского снаряда на стол. На ней искусно была выгравирована дарственная надпись, и барельеф военного летчика в обрамлении лавровых веточек.

– Занятная вещица, – сказал капитан, с любопытством рассматривая днище тяжелой, латунной гильзы. – Батьке, что ли подарили?

– Да отцу! – сухо ответил Валерка, видя, как мать складывает свои вещи в небольшой узелок.

В тот миг его словно осенило. Он вспомнил про отцовский «Браунинг», который был спрятан в подвале дома. Сейчас это была единственная возможность поквитаться с чекистами и даже спасти мать, думал он, сжимая кулаки.

Мысль, словно шило, кольнула его в мозг, а в груди загорелось желание всадить в этих страшных людей всю обойму. Как сын своих родителей, Валерка знал, знал, что ни мать, ни отец, ни в чем небыли виновны и это были чьи–то происки. Для него они были святыми. Он чувствовал, что по чьей– то чужой воле, по чьему– то ложному навету они просто стали заложниками этого времени.

В голове Краснова одна идея сменяла другую, изыскивая всевозможные варианты его дальнейших действий. Как он ни старался исключить расправу, все его думки сходились только на злосчастном «Браунинге». Он уже как бы почувствовал холодок металла в своих руках, и даже представил, как пули, выпущенные им из пистолета, поставят точку в каком–то беспределе и беззаконии.

– Ну, что тетка, собрала свои хотули? – спросил капитан.

– Я готова, – спокойным и ровным голосом ответила Валеркина мать, не теряя душевного ни достоинства, ни женской гордости.

– Ну, раз готова – тогда пошли!

Чекисты поднялись и, пропустив вперед Светлану, собрались, было идти, но….

Валерка вспыхнул, словно порох от искры. В одно мгновение он вскочил, и следом бросился на шею матери. Он крепко в последний раз обнял ее, и прижал к своей груди. Валерка целовал материнские щеки, стараясь хоть на минуту, хоть на секунду задержать ее в своих объятиях. В тот момент молодой лейтенант грубо оттянул его за плечо, и со всего размаха ударил парня в скулу. Краснов не удержал равновесие, и словно подкошенный рухнул на пол.

Валеркина мать, увидев, как здоровый мужик ударил ее сына, что было сил, заорала:

– Что ж вы делаете, люди вы или звери? Он же еще ребенок!

– Прочь с дороги, щенок! Раз ты ребенок, готовься – завтра поедешь в приют для таких же, как ты…. А квартирку мы сейчас опечатаем, до особого распоряжения начальника управления. Ты понял меня, стервец, – спросил лейтенант, стараясь показать свою власть.