– Садитесь на стол, господин. А ты, деваха, давай сюда лампу и встань слева, чтоб свет не застить. Ближе подноси. Ну, держитесь, господин.
Солдат вцепился в край стола и вздохнул.
«Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются» – вспомнил он слова сержанта. Каждое движение кузнеца отдавалось болью, а тот как назло не мог сделать что-то с одного раза. Не мог обрезать стрелу, не мог поддеть сталь. Почти все движения повторял дважды. Солдат понимал, что такую работу он делал впервые, поэтому молча терпел. Пальцы, ногти, вцепившиеся в стол, побелели. Со лба на нос скатилась капля пота. Но он молчал. Наконец, кузнец обрезал стрелу и снял доспех с ноги. Встал, вздохнул.
– Ну, вроде, я свою работу сделал. – Он поглядел на коновала, а на том лица не было.
– Ну, что встал? Давай, – пригласил коновала Ёган, – вытягивай палку из ноги.
– Я не могу, – вдруг сказал коновал, – не невольте меня.
Вдруг этот крупный мужчина всхлипнул и кинулся их харчевни проч.
– Вот дурак, а, – удивленно произнес Ёган.
– Боится, – сказал кузнец. – Он молодому барону коня лечил, тот распорол кожу на груди во время охоты. Он ее, вроде, зашил, а конь все равно сдох. Молодой барон его на конюшне два дня держал. Его и сына. Бил обоих. Вот он и боится.
– Даже инструмент забыл. – Произнес Ёган.
– Вытаскивай ты, – сказал солдат кузнецу.
– Вытащить попробую, а вот шить я точно не возьмусь, не с моими пальцами. Мне ими и иголку не удержать.
Он снова сел на корточки перед столом, взял щипцы.
– А ну-ка, деваха, свети. Мне внутрь заглянуть надо.
Солдат знал, что сейчас начнется то, от чего он будет скрежетать зубами. Так оно и произошло. Кузнец потянул за древко. Древко вышло, а наконечник остался в ноге. Тогда кузнец своими черными пальцами стал раздвигать рану, чтобы увидеть наконечник. Еще одна капля пота повисла на носу у солдата.
– Вижу его, подлеца, – сказал кузнец. – Хорошо, что неглубоко сидит. Только кровь его застит. Свети ближе, прямо сюда.
Девушка еще ближе поднесла лампу. Солдат зажмурился от боли, а кузнец все ковырялся и ковырялся в ране, пытаясь поддеть наконечник. Солдат уже был готов не выдержать, у него уже звенело в ушах, когда кузнец сказал:
– Все. – И бросил на стол рядом с солдатом черный, весь в сгустках крови, похожий на шип наконечник болта. – Фу, как будто целый день работал.
Волков чуть отдышался и произнес, глядя на девушку.
– Шить тебе придется.
– Эй, Брунька, – сказал Ёган, – бери иголку, кроме тебя здесь шить никто не умеет.
– Ноги-то я не шила ни разу, – сказала девушка.
– Больше некому, – сказал солдат, – придется тебе.
– Ну, раз некому, – девица залезла в сумку коновала, достала оттуда иголку, вдела нить, достала оттуда туес, открыла его, понюхала.
– Ну, что там? – Спросил Ёган.
– Она. – Сказала девица. – Мы борова такой же мазью мазали, когда его собаки подрали.
– Ну, что стоишь? Сшивай.
– Шить? – Спросила девушка Волкова.
– Сначала обмой водой, чтоб было видно, что шьешь.
Девица оказалась на удивление ловкой. Руки ее не дрожали, зрение было хорошее. Она быстро смыла грязь и в три стежка стянула рану. Потом смазала мазью из сумки коновала, затянула рану чистыми тряпками, после чего Волков переоделся. Он надел исподнее, то, что носил зимой, остатками теплой воды помылся. Ёган и Брунгильда помогали ему. Кузнец просто сидел на лавке и ждал оплату, вертел в руках наконечник болта, восхищался.
