Неделя до конца моей депрессивной мимолетности - страница 35

Автобус мягко и тихонько остановился на должной остановке напротив Организации. Джеймс собранным и сосредоточенным шагом вышел из транспорта, молча в чуть более быстром темпе направился в здание, хотя в душе не желал приходить на сеанс вовремя. По пути на последний, самый верхний этаж мужчина ничего примечательного среди рабочего коллектива не заметил: все как всегда очень дальновидные, ловкие, молчаливые, наблюдательные, типичные исполнители с добровольно промытыми мозгами. Дверь к психотерапевту находилась буквально через дверь от личного кабинета Сэмюэля. Как действительно неплохой и наглядно уважаемый руководитель Сэм не имел страстных склонностей к аксессуарам, украшениям, бриллиантам. Жизнь Сэмюэля (пускай при том, что Джеймс ни разу пока в жизни не имел хотя бы картинного наброска, какого-нибудь эпизода личной жизни босса) в целом во всех областях своих активных действий являлась характером невероятно строгой, классической, невзрачной, непритязательной, очень взыскательной, принципиальной и весьма напористой. Однако все же дверь именно в рабочее помещение Чарльза можно было узнать по одной видной, но неброской детали: маленькая выгравированная на железной холодной дверной ручке модель головного мозга человека, с многочисленными извилинами и многообещающим амбициозным каким-то характерным привкусом. Чарльз просил допустить подобную несостыковку на один какой-то свой день рождения в честь своей преданной верности науке. Главный герой мельком бросил взгляд на свои наручные часы, толком не разглядев и самого времени тогда, вошел в кабинет, одновременно своеобразно так постучав в нее. Вы знаете, наш друг никогда почти не стучал дважды с тем самым молниеносно коротким перерывом между этими стуками. Тогда ведь почти сразу понимаешь приход какого-то заинтересованного лица, даже скорее ощущаешь эту заинтересованность в стуке, нежели само это лицо. Джеймс же зачастую делает очень ленивый и небрежный один стук в дверь, порой складывается впечатление, что это не мысль привела целого человека в определенное место, а просто что-то, некоторый условный, свободно двигавшийся предмет задел эту дверь. Или кого-то толкнуло, простите, всякое бывает. Хотя данный неловкий иногда стук слышен весьма, представители Организации и другие знакомые люди до сих пор полностью не привыкли к этакой манере появления.

– «Прошу!» – уверенно и весьма строго, грозно прозвучало за дверью. Джеймс спокойно, избегая лишнего повода для напряженных стрессовых мыслей, несколько неуклюже открыл дверь, вошел в кабинет.

За много лет комната практически никак не изменилась. Посередине настойчиво валялся слегка облезший потрепанный ковер с абстрактными вышитыми символами: образ неописуемых значков рядами преображался в виде. Джеймс никогда не мог понять, дизайнерские перемены происходили в более глубокую или более очевидную сторону смысла? Чарльз, по мнению главного героя, временами вполне явно походил на философского дилетанта. В любой вещи скрывался непоколебимый гениальный смысл, разгадку которого, однако, молодой психотерапевт анализировал неторопливо, как истинный любитель. Каждое бурно взятое, оформленное умозаключение напоминало чем-то затяжной логический тупик. Вроде как ответ найден, тема раскрыта, хотя ни разу от этого никому лучше не становилось. Напротив, Джеймса от таких выводов несло в более безнадежное и досадное русло рассуждений, которые точно так же не приводили в завершении к какой-то устоявшейся логической единой цепи. Последнее имело важное место быть в жизни главного героя. Если мысль, пускай несогласная с личными амбициями Джеймса, вступала во взаимодействие, здраво вписывалась в общую структуру всей цепи, значит, все идет в верном направлении. Помимо ковра все было облеплено дорогим деревом, что пол, что стол, что шкаф напротив этакой своеобразно устроенной зоны заседаний. В шкафу постоянно пылились (хотя, занятно подметить, Джеймс никогда не замечал даже мельчайший слой пыли на предметах) различного рода настольные такие сундучки, грубого стиля шкатулки. Вероятно, одна из подобных небрежных была сделана самостоятельно, ввиду специфичных увлечений Чарльза в столярной области. Всегда в какой-то мере удивляло нашего друга такое хобби. И причина весьма обоснованная. Такой инициативный, угрюмый, невероятно целеустремленный человек науки перед ним всегда стоял. Подумать только было чудно, что в свободное время доктор когда-то увлекался созданием кой-каких шкатулок. По крайней мере, это происходило лет 5 назад, сейчас же трудно припомнить другого Чарльза.. С головой ушел в загадку поведения человека; иногда Джеймсу казалось, что вместе с этим друга унесло куда-то абсолютно не туда. Что-то куда более устрашающее и заманчивое одолело юного врача. Среди всяческих деревянных коробочек, очень неоднозначных книг из редчайших собраний 15-го и 16-го веков, документов на какой-то полке скромно стояла фотография в рамке. Женщина, светленькая такая, миловидное лицо, лет 35 на вид. Джеймса зачастую озадачивала эта фотография, так как он прекрасно знал личные принципы Чарльза касательно его отношений. Ни детей, ни девушки у старого друга совсем не было. Что еще бы вы могли ждать от человека, помешанного на чем-то великом и многозадачном? Посередине кабинета располагались два кресла на комфортном расстоянии, без надежды на втиснутый между какой-нибудь журнальный столик. Обе модели немного различались между собой. Та, на которой сидел обычно Чарльз, была чуть более угловатой, резкой в своих очертаниях и немного более темных оттенков. Однако все кресла наблюдались просторными, невероятно удобными и мягкими. Как минимум несколько продолжительных часов располагаться на таких было не так обременительно, обнадеживающе. За креслом психотерапевта находился непосредственно письменный стол Чарльза. Такой же угрюмый, мечтательный и малость хаотичный. Документы, содержание которых обсуждалось в данный момент с Организацией, были ловким образом собраны в тематические стопки, однако в то же время наблюдались под ухоженным небольшим ноутбуком и дивной лампой с индийскими напевами разбросанные, бесцельные и какие-то неопределенные документы, не имевшие права даже на состоятельную обложку. По обе стороны шкафа (скажем так, это служило некоей интересной разметкой в кабинете) впечатляюще находились два широких, всегда старательно чистые окна. Тяжелые темного окраса шторы обычно были завязаны вопреки миролюбивому приятному свету, который проходил сквозь данные окна. Света в помещении часто по ощущениям не хватало, правда, со временем глаза и настроение привыкали к подобной представленной, приглушенной обстановке. Рядом с дверью слева гостеприимно и ненавязчиво стояла напольная вешалка, на которой уже висели деликатная классическая шляпа без всяких дополнительных аксессуаров и недлинное пальто. Джеймс молча, в своих мыслях, снял куртку, повесил на свободный крючок. Без приветствий он недоверчиво сел в кресло.