Недомерки - страница 14

О чем я? Об осени и женщинах. Четыре тела со мной, четыре темперамента. Специально отбираю диаметрально противоположные типажи. Они, все четверо, знают друг о друге. Я не прохиндей. В спортзале у меня кличка Султан, и я ее заслужил. Сейчас занимаюсь сексом на балконе, с четвертой, самой молодой, студенткой Арминой. Слежу за прессом, ритмом, дыхалкой. Смотрю, внизу по улице неплохой экземпляр движется – по походке сужу, спине, и вообще глаз наметанный. Снимаю со спины лук (он всегда со мной, у него стрелы с присосками), пуляю экземпляру между лопаток. Она дернулась, озирается – какой Амур ей стрелу прислал? Я с балкона машу: – Девушка, еще минута, спускаюсь и будем знакомиться! Армина ситуацию оценила, запахивает халат, отправляется готовить витаминный салат. Я тоже в темпе одеваюсь, промедление чревато: возле моей новой знакомой какой-то молодой нахал ошивается. Эх, вшить бы крылья в мои бицепсы, слетать вниз, подхватить девушку и к себе доставить! А то ступенькам бегать надоело.

Гостиница вдали от центра. У них три дня. Полгода не виделись, нетерпение подкашивает. Договорились не торопиться. Не судьба: в ванной едва поцеловались, и понеслось. Он срывал с нее лямки, она кусала его через рубашку. Когда, каким образом они оказались в кровати? То, что покрывало чудовищно скользкое, обнаружилось далеко за полночь. Общаться было затруднительно. Она скороговоркой пересказала самое важное из того, что произошло, покуда они не виделись. Он уложился в два предложения. Ночь непонятно куда делась – это выяснилось при свете полдня, когда в номер попыталась прорваться горничная.

Вечером второго дня, устроившись на подоконнике, они наносили друг другу мазь – натертости давали о себе знать. На рассвете она плакала, но просила не останавливаться. У него открылось второе дыхание. Утром случилось то, чего он больше всего боялся – она поставила вопрос ребром. Он стал вилять. Она разъярилась, задымилась. Пламя перекинулось на него – позвоночник занялся синим.

Ближе к обеду горничная обнаружила два обгорелых склеившихся скелета на сломанной кровати.

Однажды все женщины, которые когда-либо любили Ларионова, скинулись деньгами и приобрели загородный дом. Двухэтажный. Этим они добились своего – обеспокоенный Ларионов приехал и стал кружить. Тренькало пианино, пестрели занавески и высаженные в горшках цветы. – Не заманите! – сделав руки рупором, пообещал Ларионов окнам. За занавесками возник волевой стук каблуков, выпорхнуло ведро, и он был окачен с головы до ног. Днем Ларионов больше не показывался, но по вечерам являлся, как на службу. Заняв пост, слушал – сирены выводили песни его юности, старшие подсказывали слова младшим. Ларионов беззвучно подтягивал.

Ему стали сниться кошмары – окна дома бывших заколочены, он непонятно как проникает внутрь, мечется по пустым лабиринтам, рыдая, словно шах, лишившийся гарема.

В результате сны, смутные ожидания, всегдашняя бесприютность и закрытая дверь в доме сладострастниц сделали свое дело – Ларионов полез к ближайшему открытому окну на втором этаже. Задыхался, пальцы и пятки в любой момент готовы были подвести. Когда падение казалось неминуемым, из окошка, которого он практически достиг, выскользнули многочисленные душистые, гибкие руки, схватили его за шиворот и втащили внутрь. Окна захлопнулись, с тех пор Ларионова никто не видел.