В такие дни атмосфера предпраздничной суеты ощущалась во всем Доме, особенно сильно это чувствовалось на кухне, где в четыре руки шла подготовка к фуршету. Ваня и Нина крутились там же, несмотря на то, что их периодически отсылали то поиграть, то погулять, одним словом, заняться чем-нибудь и не путаться под ногами у мам. Радикальным средством для того, чтобы отделаться от малолетних помощников, служила … будка киномеханика.
Дело в том, что на третьем этаже этого необыкновенного Дома был расположен кинозал. Самый настоящий кинозал, где голландским фирмачам демонстрировали предназначенные на продажу киноленты. Одну стену этого зала полностью занимал большой экран, окна другой были наглухо закрыты тяжелыми шторами. Красные бархатные кресла с откидными, как в кинотеатре, сиденьями стояли на покрытом красным же ковром полу стройными рядами, над последним из которых светились волшебным светом маленькие окошечки в стене.
Там, за этими окошечками, и скрывалось самое интересное – там были владения киномеханика Карла, где так уютно стрекотал большой кинопроектор, тихонько шурша пленкой, где на больших деревянных полках лежали серебристые металлические коробки с лентами, а на маленьком верстаке стояло хитрое приспособление для склейки изредка рвавшейся кинопленки. Сам Карл, высокий, бородатый, постоянно с трубкой во рту, ни слова не говорил по-русски, но это абсолютно не мешало Ване и Нине общаться с ним. Именно оттуда, из будки киномеханика, им удавалось иногда смотреть фильмы, которые родители обоих детей вряд ли сочли бы подходящими «для дошкольного и младшего школьного возраста».
Однако с точки зрения Карла все советские фильмы того времени были вполне целомудренными, поэтому в большинстве случаев он гостеприимно распахивал дверь перед Ваней, за которым, как нитка за иголкой, следовала Нина. Правда, Ванька зачастую интересовался процессом демонстрации фильма больше, чем его содержанием, но Нина не могла оторвать глаз от экрана! Возможно именно благодаря такому близкому (в буквальном смысле) знакомству с кинематографом, девочка довольно рано стала понимать, что в жизни взрослых существует загадочная Любовь и еще более загадочная Ревность (не путать с Верностью!). Постижение искусства кино проходило в атмосфере, наполненной запахом клея и табачным дымом трубки механика, но это было такое удовольствие, что никто из детей не обращал внимания на подобные мелочи.
К тому же в дни так называемых «больших» просмотров запахи клея и табака тонули в аромате фирменных пирожков Марго, всегда служивших украшением огромного стола, который накрывали по таким случаям в конференц-зале на втором этаже. Стол, застеленный белой шуршащей скатертью, тянулся от самого камина, расположенного слева от входа в зал, до противоположной двери, за которой находилась комната, где, собственно, и жили Костромины. Из этой двери, выдержав нужную паузу от начала вечера, выпархивала к собравшимся гостям ослепительная и светская Маргарита Григорьевна. В такие мгновения воцарявшуюся в зале тишину нарушал только стук ее тонких «шпилек» по узорному паркету. Изящным отточенным жестом она на ходу поправляла тщательно уложенные волосы, отливавшие золотом в электрическом свете винтажной люстры. И Костромин полным нескрываемой гордости звучным низким голосом представлял гостям свою супругу, не упуская случая жестом собственника слегка коснуться ее тонкой талии, подчеркнутой изысканным фасоном вечернего платья.
