Недостроенный храм - страница 3
В параллельном царстве
совсем не так, как представляют здесь.
Там нет судов, и есть не те мытарства,
и воздух, словно пламенная взвесь.
И нет мучений дуги на сковородках,
а есть свирепый вихорь изнутри.
Я там изведал несколько коротких
уколов совести…
И сколько не ори,
и сколько не кричи, там нет спасенья,
и места под счастливым бытиём.
А есть воспоминания мгновенье
про запах тела, что смердит гнильём.
Быть может я – гнилой и непохожий
на всю ту боль, которую другим
принёс при жизни – не простой прохожий,
а грешный и нахальный пилигрим.
Быть может, я сказать во искупленье
про царство Зазеркалья должен вам?!
На это мне отпущены мгновенья.
А сколько? Сколько…
я не знаю сам.
Пасха
Ночь. Над водой разливается
тяжкий гудок, будто стон.
Всё, словно сон, забывается,
всё превращается в сон.
Видел на свете не мало я —
в ликах старинных икон
есть чистота небывалая.
Всё превращается в сон.
Мыслил коснуться ладонями
счастья, что долго искал,
но за бегами-погонями
только себя потерял.
Но за слезами незваными
тихий приходит покой,
нежно прикрытый туманами,
словно Господней рукой.
Звёзды на волнах качаются.
Пасха. Малиновый звон.
Всё, словно сон, забывается,
всё превращается в сон.
Пророчество Ересиарха
Грязным снегом запорошена
продаваемая Русь.
В долларёвых лужах брошена,
утонула наша грусть.
Грусть о той, о несгибаемой
кости в горле у врага.
Сослагаемой, склоняемой
стала Русь – и вся пурга!
Лишь чумное словотворчество
по дорогам, точно встарь,
и в Писании пророчество:
храм построен!
На алтарь
много небыли положено,
но столичная пурга
так бела и так ухожена —
вот и вся вам недолгá.
Вот и всё вам словотворчество
и мычанье на луну.
Что ж, гуляй, моё пророчество,
пока жив, на всю страну!
«Спасибо, Господи, за боль…»
Спасибо, Господи, за боль
и за Любовь, что мне послал!
Я жизнь – несыгранную роль —
ещё в стихах недописал,
недоболел, недолюбил,
недомолился перед сном,
и недопонял, что не мил
кому-то в городе пустом.
Опять блуждая по судьбе,
то неприютен, то весел,
я вновь и вновь скажу Тебе:
Спасибо, Господи, за всё!
Я снегом белым упаду,
когда полночный город стих,
и Вифлеемскую звезду
я отражу в глазах своих.
«Летит над болотом зелёная мреть…»
Летит над болотом зелёная мреть
и жизнь засосало в болото
настолько, что хочется лечь, помереть —
не слушать болота икоту.
Тускла позолота на Божьих церквах.
По кочкам бредут пилигримы.
И в этих не русских, но русских краях
всё зимы да зимы, да зимы.
Народ!
Помолись, оглянись не спеша —
на Родине ты иль в изгнанье?
Тогда ты поймёшь, как рыдает душа,
как страждет она покаянья.
«Я ребёнок военной России…»
Я ребёнок военной России,
утонувшей в нескладных боях.
Снегом белым меня заносило,
как в окопе, в обыденных днях.
Снегом белым меня заносило,
и тревожила смерть у виска,
и чумная судейская сила
против шерсти трепала слегка.
Наблюдал я как нелюди-люди
нашу родину распродают,
как голодным подносят на блюде
просвинцованный снежный уют.
Мне хотелось завыть и вцепиться
в сало толстых улыбчивых рож,
и поганою кровью напиться
продавцов, или взять их на нож.
Что же, нечисть опять ополчилась?
Но, как встарь, на житейском пути,
Русь моя, если ты помолилась,
проходимцев крестом освяти.
«На этом весёлом свете…»
На этом весёлом свете
мне не нужны слова.
И я на дорожной ленте
заметен уже едва
среди миллионов нищих
и мудрых, как жизнь, бродяг.
Здесь каждый чего-то ищет
и каждый чему-то рад.
Врага, обретя и друга,
наперсника и лжеца
увижу, что ночь да вьюга
пила с моего лица.
Похожие книги
