Работы уже заканчивались, но строителей ещё было столько, сколько скелетов животных послужили образованию белых гор.
Люди, запорошенные известковой пудрой, сами были похожи на камни, двигались по какому-то только им понятному маршруту, не мешая друг другу и себе выполнять заданную работу.
Многометровые колонны шлифовались пластинами крокодильей кожи. На каменных заготовках размечались столешницы алтарей.
Кирки, пилы, зубила, полые медные трубки, скребки – исполняли своё предназначение в умелых руках.
– Эти мягкие горы созданы богом, чтобы воспеть в камне его сыновей, – раскатисто пропел Аменхотеп Третий.
– И дочерей, – уточнила Тэйе.
– Одну дочь. Тебя!
– У солнца меньше лучей, чем у твоих подданных рук, – польстила мужу царица.
– Смотри, как сладострастно мальчишка режет камень, – обнял супругу Аменхотеп Третий, показывая на подмастерье лет десяти, усердно, с высунутым языком, пытающегося что-то вырезать из золотистого песчаника.
– Как тебя зовут, и что ты делаешь? – медовым голосом спросила Тэйе.
– Я – Тутмос. А это, – поднял кудрявую голову юный скульптор и показал глазами, зрачки которых чуть не выпрыгнули наружу, на бесформенный еще кусок камня, – это котенок…
– Похож на Солнечного Сыночка Нефертити, – навострилась царица.
– Кажется, её так зовут, – опустил глаза мальчишка, но не смог сдержать чувств, – она красивая.
– Ты видишь красоту? – приподнял пальцем подбородок Тутмоса эстетствующий фараон.
– Мои пальцы видят.
– А ты чей? – поинтересовалась Тэйе, чувствуя в ребенке «породу».
– Я – сын гарема Тутмоса Четвертого, – в голосе мальчишки зазвучала гордость.
– Тебя назвали в честь моего отца? – переспросил Аменхотеп.
– Возможно, он твой брат, – промурлыкала Тэйе.
– В гареме сказали, мои руки прокормят меня, – смело посмотрел Тутмос в глаза владыке Нила.
– А ты бы мог вырезать меня из камня? Как человека, – неожиданно для самого себя задал вопрос Аменхотеп. – С моим широким носом…
– Который бы украсил льва – царя зверей, – добавила царица.
– И который по своему разумению посмели приукрашивать камнерезы, – заметил фараон. – Не буду позволять им более тягаться с богом…
Казалось, царствующим супругам собственные недостатки были сродни достоинствам.
– Посмотри, он сам будто выточен из камня, – провела пальцем по загорелому плечу мальчика Тэйе.
– Но истинного лика фараона никто не должен видеть, – неожиданно заявил Тутмос.
– Почему же? – недоуменно вскинул брови Аменхотеп Третий.
– Чтобы никто не мог вселить в него болезнь или проклятье, – опустил голову десятилетний мудрец.
– Но разве можно в камень что-то вселить? Разве он не мертвый? – почуял интерес к беседе фараон.
– Камень живой! Всё понимает. Даже разговаривать умеет, – прижал к груди кусок песчаника юный скульптор.
– Разговаривать? Тогда я разрешаю ему сказать, что он думает обо мне. Или камни не могут думать? – восхищаясь своим хитроумием, соорудил Аменхотеп ловушку из слов.
– Ему не надо думать. Он просто знает, потому что долго живёт, – простодушно улыбнулся Тутмос.
– И свои знания высекает значками на скалах? – подыграл ему владыка Верхнего и Нижнего Нила.
– Нет. Шепчет моим пальцам, – посерьёзнел мальчишка.
– И о чём же он тебе шепчет? Мы тоже хотим послушать, – сладкоголосо пропела Тэйе.
– Повелеваю камню поведать Тутмосу тайну моей жизни! – полушутя, полусерьёзно скомандовал Аменхотеп.
Тутмос послушно опустил глаза, приложил кусок песчаника ко лбу, в сомнамбулическом сне стал произносить слова, переводя с каменного языка: «Фараон Аменхотеп Третий славен тем, что любит жизнь, предпочитая строить, не разрушать. Он и от споров уходит, разрешая думать, кто как хочет. И ко всему прекрасному любовь его нежна. Но духи, боги и жрецы, коих расплодилось слишком много, его желание жить в мире и гармонии со всеми, принимают за слабость. Грозят карой за вольнодумство. Но ещё слабы. Сын фараона власть его продолжит. Своими мыслями оплодотворит все вокруг: воздух, Нил, несчётные отроги гор, которые ему послужат верно, и Город Солнца вырастет в пустыне. Но люди понесут от новых мыслей неохотно, беременность свою скрывая, и от плодов незрелых избавятся, как только Эхнатона захоронят…»
