Нефилим - страница 24

Но зрение оставалось ясным, и я отчетливо видел лица стоящих на насыпи. Они орали, нелепо распялив округлившиеся рты; некоторые махали руками и в знак восторга подбрасывали над собой поднятые с земли камешки, пучки засохшей травы, но выражения лиц противоречили этим подобострастным жестам. На них читалось недоумение, и даже с примесью злости. Герц после окончания церемонии живописал мне картину проводов. Он наощупь, без труда, молниеносно выдернул из барабана нужный жетон и занимал одно из самых выгодных мест на Стене. Герц сказал, что сперва фигуры в колпаке угадывались смутно; было лишь ясно, что там их две, но когда стенки обзорного сектора разошлись, все увидели, что пара занимает два почти одинаковых кресла, и расстояние между подлокотниками не превышает ширины ладони.

Устроитель и Она, как и положено по протоколу, были неподвижны как статуи, и лишь когда восторг зашкаливал за все мыслимые пределы, слегка склоняли головы в зазубренных по верху золотых венчиках и поднимали на уровень плеч ладони с разведенными в виде «V» пальцами. При этом лицо Устроителя немного оживлялось подобием улыбки; Она тоже улыбалась, но уголки ее губ были опущены вниз. Все выглядело так, словно Устроитель отдельно, от себя, посылал отряду прощальное благословение; Она же прощалась с одним Старгмом, стоявшим на холмике и на голову возвышавшемся над всей шеренгой.

Как я отметил ранее, Старгм не кричал. Его взгляд тоже был направлен в сторону колпака, но был рассеян как у человека, чьи мысли витают далеко от его физического тела. Иногда он переводил глаза на Стену, и в какой-то миг мне почудилось, что его взгляд уперся в мое наблюдательное отверстие. Рассеянность ушла. Взгляд сделался так ясен и пронзителен, что облицовка словно растворилась, и мы остались в мире только вдвоем. Я не знаю, что это было; помню только, что мне вдруг ВСЕ СТАЛО ЯСНО. Я и до этого мгновения смутно подозревал, что смысл существования – временного, вечного: не суть – заключается именно в этих прозрениях, случающихся внезапно и без каких-либо предвестий, условий или причин. Иначе их можно было бы вызвать искусственно, создав соответствующие условия. Но тогда это не были бы прозрения; это было бы что-то иное, что-то типа тех феноменов, которыми порой так кичились «крохоборы», гоняя потоки частиц по виткам Спирали и демонстрируя возникающие на ее стенках туманности. Возникла мысль, что Старгм хочет взглядом сообщить мне нечто такое, что невозможно выразить никаким иным способом, что слова, жесты, мимика – все это в избытке демонстрировали стоящие на насыпи – лишь замутняют чистые ключи, бьющие со дна души.

Не знаю, передалось мне в тот миг что-нибудь или нет; могу только сказать, что с момента, когда за лесистым холмом скрылся последний участник похода, в моем поведении произошли некие перемены. Я стал меньше болтать и старался по возможности уклоняться от участия в Оргиях, а если это не удавалось, стремился проскользнуть в уединенную интимную камеру и запирался там в одиночестве, не откликаясь на призывы присоединиться и не отпирая дверь на условный стук. Впрочем, с уходом отряда Оргии и сами по себе устраивались реже, а в зале, где они происходили, установили даже огромный монитор, на котором в режиме он-лайн транслировалась Хроника Великого Похода.

Какие восхитительные картины нам открывались! Цвета, формы ландшафта – все переливалось, шелестело, звенело; почва, то твердая, голая, в выбоинах и щербинах, то вязкая, засасывающая, тряслась, зыблилась, коробилась, растрескивалась под подошвами путников; над головами то сплеталась, то расступалась путаница ветвей, открывая лазоревые просветы, и все это было обиталищем бесчисленных разнообразных «тварей», чьи названия можно было отыскать лишь в пухлых справочниках-приложениях к Истории Всейности.