Неформат - страница 39

малогабаритную хрущёвку втиснули. В результате в спальню войти просто нельзя: она занята

целиком кроватью в стиле Людовика. Открываешь дверь в комнату и сквозь дверь ложишься на

кровать. Класс!

Это воспоминание настолько рассмешило Савченко, что он даже утратил свой

язвительный тон, и Ляля подумала, что ему не идёт злиться –становится некрасивым лицо.

– Ну что ты прицепился к этому гарнитуру, Дровосек?! – примирительно сказала она, –

знаешь, красиво жить не запретишь. Это их представление о том, что такое жить красиво.

Савченко с сожалением, как на маленькую, посмотрел на неё:

– Как же! Красиво! – задиристо воскликнул он. – Выходят они из этой квартиры, с такой вот

красотой, и идут, скажем, прямиком в ДПИ. – Столкнувшись с непонимающим взглядом Ляли, он

расшифровал: – Донецкий политехнический институт. У нас там филиал. Я уж не говорю о том, что

иняз тоже имеется. Так вот, при входе в оба эти института, представь себе, торжественно

красуются сварные рамы с поперечинами для очистки обуви от налипшей на подошвы грязи. И,

поскоблив об это устройство подошвы, местные последователи Людовика потом ещё обмывают

верх обуви от запачкавшей её грязи в тут же стоящей специальной сварной ванне с вечно бурой

водой. Как тебе такая картинка?! Я уже не говорю о том, что при дворе Людовика не пили

«Червоне мицне».

Ляля опять вопросительно поглядела на Савченко.

– «Красное крепкое» в переводе с украинского, – объяснил он, – местное пойло, которое

почитатели мебели Людовика считают полноценным вином. Впрочем, другого в Изотовке днём с

огнём не сыщешь. Разве что грузинский портвейн по рубль семнадцать. Ты знаешь, я до приезда в

Москву вообще не понимал, что такое настоящее вино. Так что до красивой жизни там далеко, и

арабскими гарнитурами ситуацию не исправишь. А потом – ладно бы они сами себе это «красиво»

делали! Но ведь их критическая масса среди населения зашкаливает. Они и формируют

мировоззрение, как в книжке Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо?». Стеллажи с

книжными корешками – чтобы модно было. Но книги, само собой, ни разу не прочитаны.

«Хельга» с чехословацким хрусталём. Я в детстве у репетитора брал уроки музыки. Так вот,

насчитал у неё в одной комнате двадцать три хрустальных вазы! А самое восхитительное –

«Жигули» в экспортном исполнении и сзади под стеклом на всеобщее обозрение – настоящий

профессиональный футбольный мяч! Стоит, по-моему, целых двадцать пять рублей. Такими

команды мастеров в высшей лиге играют. Новенький, накачанный воздухом. И заметь, им ни разу

не играли в футбол! И ни разу играть не будут. Для того и лежит под стеклом. Для красоты. Все

валентности заполнены до отказа. Приходит суббота – и народ в массе своей напивается

дешёвым самодельным самогоном, заедая его холодцом, а те, кто побогаче, колбасой сервелат.

Сыр голландский тоже режут на отдельную тарелочку тонкими ломтиками – угощение… Ну и

хоровое пение пьяными голосами – что-нибудь хватающее за душу. «Каким ты был, таким ты и

остался, орёл степной, казак лихой…»

Вадиму захотелось карикатурно, во весь голос передразнить своих невидимых

оппонентов, и он с трудом подавил в себе это желание:

– А в понедельник, едва опохмелившись, с головой, которая трещит с перепою, едут на

«икарусах-гармошках» на Коксохим или на «Карла». Так называют шахту имени Карла Маркса.

Видела бы ты эти физиономии!

– Да, егерь, чувствуется, там тебе не выжить. А как же твои родители? Они что, тоже как ты