Неформат - страница 81
– Примеры, Вадим Борисович! – Жора тоже завёлся, хотя и не подавал виду. Ему
захотелось выиграть этот гладиаторский турнир интеллектов на виду у жены и дочери.
– Примеры найдутся, и очень интересные, – с упрямством студента, доказывающего
хорошо выученную теорему чересчур въедливому профессору, ответил Савченко. – Скажем,
«Гренада» Михаила Светлова. Я читал, что он хотел написать что-то сентиментальное,
мелодраматическое – этакую балладу, цыганщину на испанский манер. А получилась трагедия.
– Трагедия? В чём? Погибает главный герой? – Жора, интуитивно угадывая свою роль
умудрённого годами ментора-резонёра на этом пиршестве словес, попытался вывести своего
оппонента на заданный ответ.
– В том-то и дело, что нет! – воскликнул Савченко излишне громко, на секунду забыв о
том, что он в гостях. – Трагедия у самого Светлова, – добавил он значительно тише. – К кому
обращены вот эти строчки: «Не надо, ребята, о песне тужить… Не надо, ребята, не надо, друзья…»
Это же заклинание! – Савченко опять невольно с горячностью повысил голос. – Он словно
пытается доказать себе что-то, во что сам не верит, обращаясь якобы к «ребятам». При этом и сам
в свои заклинания мало верит – иначе зачем их повторять снова и снова?
– Но, может быть, в этом и смысл? Наша жизнь вообще состоит из заклинаний…
Жора хитро улыбнулся той особой улыбкой авгура, которую он обычно приберегал для
западных партнёров по переговорам, когда, исчерпав резоны и аргументы и давая понять своему
визави, что пространства для манёвра не осталось, он прибегал к спасительной словесной ссылке
на «ленинские принципы советской дипломатии». Британцы и французы при этом отвечали
всепонимающей (Жора про себя называл её «порнографической») улыбкой, а немцы и
американцы начинали кипятиться, не в силах принять того, что против идеологического лома нет
приёма, и тема разговора с советским дипломатом, собственно, исчерпана. Савченко то ли по
молодости, то ли в силу идеологической девственности, конечно, не уловил скрытого сарказма.
– Смотря что призывать заклинаниями! – убеждённо проговорил он, и Жоре стало немного
стыдно за свой цинизм.
– Заклинание «Жди меня, и я вернусь, всем смертям назло!» это одно! А если у хлопца
проснулась испанская грусть и он призывает смерть, как в гипнозе: «Но мы ещё дойдём до Ганга, но мы ещё падём в боях, чтоб от Японии до Англии сияла Родина моя», – то кому адресовано
заклинание? Тому, кто шепчет под пулями «жди меня»?
Валентина, которая с повадкой вышколенного официанта подкладывала спорщикам
долму, снова насторожилась. Гость, в своём математическом неведении, подошёл слишком
близко к опасным рубежам, за которыми гуманитарные вопросы становились политическими.
– На правах хозяйки стола объявляю следующий тайм-аут! – заявила она твёрдо. –
Уважаемые любители поэзии и нелюбители заклинаний, вернитесь мысленно с берегов Ганга за
этот стол и давайте перейдём от армянского блюда к вполне русскому. Отведайте домашних
пельменей.
Она выразительно посмотрела на Лялю, и та с избыточной суетой стала угощать Вадима.
Валентина, с женской осторожностью уходя от скользкой темы гражданственности в
поэзии, нежно проворковала:
– Вам, кажется, понравились пельмени, Вадим?
Савченко по-светски, но вполне искренне признался в любви к сибирским пельменям,
присовокупив, что его бабушка родом из Новосибирска.
Жора, доброжелательно и с обострённым интересом поглядывая на гостя, веско сказал: