И если поначалу мне такое поведение Наташки кажется крайне странным, то уже через секунду я понимаю почему. Если бы у меня был такой травматолог, я бы копчик по пять раз на дню ломала…
Вот это доХтор… Прямо из кино для взрослых!
Услышав нашу крайне странную просьбу, доктор Кадиров мило улыбается и, бросив на Нат плотоядный взгляд, сообщает, что готов нам помочь. А с Натали они потом сочтутся… И я даже знаю как!
Спустя минут двадцать мужчина поднимается в полный рост и заботливо подает мне руку.
— Майя, так вам не давит?
— Да, не-ет… — спросил, блин! Я тут занята немного – на его руки, плечи и лицо залипаю… Вот и на животик теперь. Также как и Натаха, особенно когда Рамис Булатович принимается счищать остатки фейкового гипса со своей футболки и живота.
— Сейчас вернусь. Майя, вы лучше пройдитесь, посмотрите, как ощущается. Пока не поздно и еще можно ослабить крепление. — Коротко бросает мужчина и направляется в личную душевую – преимущество работы в частной клинике.
Как и велено топаю по кабинету, пытаясь не выглядеть как подбитая пчела. Даже решаюсь выйти в коридор и пройтись там. Странно, что под дверью народу нет. Или уже все конечности себе переломали, а новое пока что не срослось?
— Так, ну вроде нигде не жмет. А ты чего с ним не спишь? Это же тот самый «выскочка, посмевший предложить заслуженному терапевту свой посредственный секс»? — между делом интересуюсь у Натки.
— Де-Бирова! Ты поори еще громче!
— Всё-всё! Ты только молоточек положи на место… я же пошутила, ну, — на всякий случай ковыляю от своей мегеры подальше.
— Я не собираюсь с ним спать. У него обрезанный, — уже спокойнее произносит она.
— И? Чем плох обрезанный член? Заметь, что я даже не интересуюсь откуда ты об этом знаешь, — гогочу, и на всякий случай беру свои вещи в руки. Вдруг тикать придется? Хоть пару секунд форы!
— А Натали его видела на ежегодной диспансеризации. Кстати, я тоже не понимаю эти предрассудки с крайней плотью, — невозмутимо произносит Рамис, выходя из душевой. Нисколько не смущается наших обалдевших лиц и говорит, что постоянно носить эту штуковину нельзя, и дополнительно делать гимнастику, улучшающую лимфоток.
Подруга рявкает, что она сама разъяснит мне протокол ношения «гипса» и выталкивает нас за дверь.
Я ж ему даже «спасибо» и «до свидания» сказать не успела!
— Нет, ты можешь меня удавить, но я скорее от любопытства помру, если не спрошу: с чем он должен был прийти к терапевту, чтобы ты осматривала его член?
— Не смей разваливаться! — рычу на свой фейковый гипс и обессилено валюсь на кровать.
Ох, пчелка Майя… Вечно ты сначала делаешь, а уже потом включаешь мозг и с криками «Наташа, мы всё сломали!» бежишь за помощью к рыжей подруге. Вообще-то я не настолько беспардонная девица двадцати семи лет от роду, и ценю чужие границы, но тут просто ситуация!
Тем более, что фен уже не просто высушил мою лодыжку, он превратил ее в иссохшуюся мумию с некогда милой родинкой на берцовой кости.
Раз в несколько месяцев на меня наскакивает шиза и, вообразив себя светской львицей, я шлю всех в кабинет обожаемого Натой проктолога и мучу себе полный релакс: пенную вечеринку в ванной, бокал красного полусухого, свечи, специальная музыка, избавляющая организм от негатива…
Я ведь помнила, что доктор с обрезанным органом советовал снимать свой «гипс» до банных процедур, но не придала этому факту слишком большого значения. Проще сказать – забила.
